Сима переступила порог и единым махом поставила на стол помидоры с тонкой натянувшейся кожурой, от которых тянуло едва уловимым чесночным запахом, и белую сочную капусту, засоленную четвертинками.
Не успел Перминов окончательно решить, пить ему или не пить, хозяйка уже поставила на стол рюмки, хлеб, брынзу, нарезала колбасы и хотела разлить водку. Катрюхов придержал ее руку:
— Стаканы дай, не в детском саду!
Перминов махнул рукой на свои сомнения. Была не была — взял стакан и так же молча, как хозяин, опрокинул в рот спиртное. Через минуту он почувствовал, как тепло разлилось по телу, и сомнения отлетели прочь, оставив ему уверенность в правоте того, что он делал.
Хозяйка пригубила немного из рюмки и, наскоро закусив помидором, сказала, чувствуя, что им надо поговорить:
— Я пошла на огород.
Катрюхов долго молчал. Один, без Перминова, он выпил еще целый стакан водки и опять провалился в свои думы. Капитан не спешил, он ждал. Чутье подсказывало, что где-то тут скрывается ниточка. Но где же?
Катрюхов выплеснул остатки в стакан, одним глотком допил водку, понюхал хлеб и осторожно заговорил.
— Думаешь, я не знаю, что не все получил сполна? — перешел он почему-то с Перминовым на «ты». — «Вышка» мне причиталась, да не было у вас тогда этого. Вот мы все и остались живы, а тех давно уже нет, сгнили в земле…
Он был пьян и с пьяной циничностью вспоминал старое.
— Никогда мне не забыть тех детишек у рва! Они мне по ночам снятся, и каждый раз я их снова и снова расстреливаю. И я, и Мишка, и Витька Панов. Поганая это штука — память! А потом была амнистия, — без всякой связи продолжал он. — Кого бы амнистировали? Вы, Советская власть! Вы нас амнистировали! Вы нам прощение придумали! Мы бы вас не амнистировали! — Его глаза горели лихорадочным огнем, в нем опять появилась злоба, которую он уже и не пытался скрывать: — Нет, не ждите от нас амнистии! Вы бы и не дождались! Ты хочешь Мишку Лапина на веревку вздернуть. Галстук ему повязать, как он вязал многим. Но тебе его не найти. Мишка зарылся, и я не знаю, где он. Знал бы, сказал. Много он мне обид нанес, рад бы его вздернуть на веревку. Свидетелем буду! Пусть потом меня пришьют, а свидетелем буду!
Он поболтал пустой бутылкой и с сожалением смахнул ее в угол. Глаза у него налились кровью, брови еще больше наползли на глаза, пряча их в глубине двух темных ям.
— А Таську почему не посадите? — вдруг совершенно трезвым голосом, будто он и не пил, спросил Катрюхов, всматриваясь в непроницаемое лицо Перминова.
— Не за что! — ответил капитан, поняв, что он имеет в виду Анастасию Гольцеву, бывшую сожительницу Лапина.
— Не за что? А свою подружку-еврейку Мишке выдала вместе с детишками. А сына в концлагерь отправила, а Дуньку, родную сестру, в Германию на работы… Мешали они ей с Мишкой любовь крутить! — Катрюхов откинулся назад и, касаясь головой ног распятого Иисуса, зевнул, хрустнув огромной челюстью. — А сейчас? «Пирожки! Пирожки горячие! Покупайте с повидлой, ешьте с капусткой!» — видимо, передразнивая Таську Гольцеву, выкрикнул фальцетом Катрюхов.
— Где торгует? — затаив дыхание, с волнением спросил Перминов.
— Э-э! Дудки! Я ничего не говорил. Это не Мишка. Все, начальник, Катрюхов не будет сукой! Уходи, знать ничего не знаю!
Перминов вернулся в Озерск. В номере гостиницы он улегся на кровать, сбросив пиджак и туфли.
Третий человек пока ничего не давал для розыска. Перминов мог допустить, что Катрюхов действительно не знает, где Мишка, но сомнения не давали ему покоя. Мишка мог приходить к нему. Стоп! Тогда Сима должна была его видеть. Надо будет с ней поговорить очень осторожно. Конечно, о Катрюхове придется умолчать, пусть сам живет с этим грузом. А Таська пирожками где-то торгует. Вот кто наверняка знает и фамилию Мишки и многое другое. Но где пирожками торгует? Где? В Советском Союзе миллион торгуют пирожками, поди найди Таську. А что, если напомнить ему кое-что из его прошлого, не вошедшее в уголовное дело? Например, старика. Как он того в двадцатиградусный мороз заставлял раздеваться до нижнего белья, а затем убил его. А может, мать Коли Пташкина, партизанского разведчика, повешенную Катрюховым? Что, если пригрозить ему, что расскажет Симе о его прошлом? Нет, за такой приемчик полковник Федоров по головке не погладит. Никакого шантажа! Добывай факты сам и оперируй только фактами. Где же Таська? Фамилию-то, наверно, изменила лет пятнадцать назад — попробуй найди.
Перминов встал и выглянул в окно. Погода начинала портиться, и это не понравилось капитану. Ему еще предстояло побывать в трех районах, чтобы завершить проверку, а дождь мог крепко расквасить дороги.