Мишка не ответил, он продолжал стонать.
— У тебя нет выхода. Ты окружен. Лучше, если ты сдашься! — услышал Петренко голос майора Агатова.
Мишка упорно не желал отвечать.
Сквозь доски штакетника Виктор видел освещенную солнцем площадку, белые палатки пионерского лагеря.
Вдруг сзади раздались голоса. Ребятишки, привлеченные выстрелами, спешили сюда со всех сторон, ломясь, как стадо бизонов, сквозь кустарник. Виктор понял: еще минута-другая, и они будут здесь. Медлить нельзя. Преступник, видимо, тоже понял, в какую трудную ситуацию попали чекисты, и ждал, что кто-нибудь из них поднимется навстречу детям. Он даже перестал стонать и затаился.
Неимоверным усилием воли Виктор заставил себя встать с влажной, плохо прогретой лучами солнца земли и побежать прямо на канаву. Два или три раза он прыгнул в сторону, не давая прицелиться Донорову. Он бежал так, как еще не бегал ни один спринтер. Двадцать метров, десять, а выстрела все нет. Мишка трясущимися руками торопливо перезаряжал пистолет.
Восемь метров… Мишка безумными глазами смотрит на несущегося на него человека с пистолетом в руке.
Семь метров… Виктор вскидывает пистолет.
Шесть метров… Доноров справился с обоймой и, отваливаясь на спину к покатому склону канавы, торопливо поднимает пистолет.
Пять метров… Петренко увидел черное дуло пистолета, уставившееся ему в лицо, и отчаянным усилием бросил вперед свое гибкое, натренированное тело. На какую-то долю секунды он распластался в воздухе. Плеснула из черного глазка яркая вспышка острая боль пронзила левую сторону груди. Красные оранжевые, зеленые круги заметались перед глазами сквозь них смутно, как сквозь дождевую завесу, проступило перекошенное ужасом лицо Мишки Донорова. Падая сверху на скорчившегося в яме преступника, Виктор слабеющей рукой обрушил на белую как степной ковыль, голову Мишки рукоять пистолета. Больше он ничего не помнил. Мир потерял свои краски… В следующее мгновение в канаву влетел Перминов и, не давая опомниться Донорову, молниеносным движением завернул ему за спину руки, щелкнул наручниками. Теперь Мишка лежал, уткнувшись носом в вонючую сырость канавы, равнодушный и безучастный ко всему, что творилось вокруг него. Перминов и Агатов подняли тело Петренко и положили его на край канавы. Петр расстегнул пиджак. Кровь заливала рубашку, быстро расплываясь ярким, красным пятном.
— Ну-ка, разрешите мне! — властно отодвинула Петра невесть откуда появившаяся женщина в легком сарафане. Она поспешно опустилась на колени, рванула на Викторе рубашку и припала ухом к его груди, пачкая в крови разметавшиеся каштановые волосы. — Жив! Там, в машине, попробуйте достать мою сумку, — повернулась она к Перминову.
— Вы врач? — спросил ее майор, хотя мог и не спрашивать, видя, как она ловко справляется со своим делом.
— Хирург, — ответила она, впервые взглянув на майора. — У него сквозное ранение. Счастливый родился парень: немного выше — и сердце…
В своей хирургической практике Ольге Романовне Седых много раз приходилось видеть умирающих, раненых, мертвых, и это не вызывало у нее ни чувства жалости, ни чувства растерянности. А этот молодой парень, который всего лишь несколько минут назад ехал вместе с ней в машине, преследуя бандита, — здоровый, энергичный, сосредоточенный, — до боли взволновал ее. Теперь он лежал беспомощный, с простреленной навылет грудью. Она понимала, что все не так уж благополучно, как она говорила майору.
— Его нужно срочно оперировать! — сказала она, мысленно прикидывая, как же его побезопасней доставить в больницу.
Появился Перминов с большой черной сумкой в руках, а через несколько минут сюда подъехал милицейский «газик» с красной полосой вдоль борта. Шофер бесцеремонно прогнал любопытных мальчишек из лагеря, стайкой собравшихся вокруг.
Покончив с Петренко, врач занялась Мишкой. Пуля пробила ему мякоть ноги выше колена, и кровь хлестала из раны непрестанно. Женщина перетянула ногу жгутом и быстро забинтовала рану. Мишка глухо стонал, покрываясь липким холодным потом, а у нее не проходило ощущение брезгливости, появившееся в ту секунду, как она дотронулась до раненой ноги бандита.
— Что с моей машиной? — наконец поинтересовалась она у Перминова, когда «газик» вышел из леса на дорогу.
— Так себе! — неопределенно покрутил рукой Петр, не желая огорчать женщину, и покосился на Мишку Донорова, который сидел рядом с ним, низко опустив голову на грудь.
— Все будет в порядке, не узнаете, — добавил Агатов. — О вашем самоотверженном поступке мы доложим руководству.