— Ты чего? — не понял он ее.
— Так, за доверие спасибо! — прошептала она в ответ.
Под утро парня вывели на допрос, а спустя полчаса вызвали и Наташу. Паклер посмотрел на нее в свой любимый монокль и ехидно улыбнулся:
— Я мог бы тебя забить до смерти, но тобой заинтересовалось более высокое начальство. Паклер для тебя был плох, там мастера получше. Но они не понимают толка в искусстве допроса. Что тебе стоит сказать два слова? А? Скажи, и все кончится! Ну же! — Паклер с надеждой заглянул ей в лицо.
В этот момент за стеной раздались глухие удары и мычание страдающего человека. Наташа вздрогнула. Паклер открыл дверь и заглянул в комнату. Наташа узнала светлую голову человека, оголенного до пояса и подвешенного за руки к потолку. Это был Николай Сухов.
Паклер захлопнул дверь.
Сухов пришел в камеру сам, струйка крови струилась по его подбородку. Он криво усмехнулся, застонав, уселся рядом с Наташей.
— В лагерь завтра! — шепнул он ей радостно. — Значит, буду на свободе. Мне бы только выйти из этих каменных стен, Сухов знает, что ему делать.
Наташа разволновалась. Неужели этот человек сможет бежать? Да, такой сможет. Сегодня она убедилась, когда увидела его подвешенного за руки к потолку. Он молча сносил истязания, сильный человек, такой может. Она пододвинулась к нему.
— Не поворачивайте головы, — горячо прошептала она Сухову. — У нас нет времени, с минуты на минуту за мной придет машина, увезут куда-то. Мои муки впереди… Теперь запоминайте. Вы доверились мне, я хочу довериться вам. Я была сброшена на парашюте с рацией. Шла к Русаку.
Сухов прерывисто задышал и прижался головой к стене. Наташе показалось, что ему плохо.
— Что с вами? — спросила она участливо.
— Ничего, это сейчас пройдет. Взволновала ты меня! Говори дальше.
Наташа коротко описала дорогу, деревню и старый кряжистый дуб у дороги.
— Двадцать шагов от дуба, у молодого вяза зарыта рация. Она очень нужна Русаку, очень! Желаю вам счастья, — грустно закончила она, опустив голову.
Сухов нашел ее руку и пожал.
— Крепись, крепись, девка! — сказал он. Наташу полоснуло это слово — «девка».
Загремел засов двери.
— Сухов, с вещами! — крикнул лохматый надзиратель.
Он еще раз пожал руку Наташе и, как-то криво улыбаясь тонкими губами, сказал:
— Прощай!
Наташу вызвали примерно часа через три.
— Не сюда, — подтолкнул ее охранник к другой двери, когда она было направилась к знакомому «кабинету».
Девушка вошла в кабинет Шмиккера и остановилась у двери.
— Садись, детка! — пригласил ее ласково штурмбаннфюрер.
— Ты мужественно держалась, я восхищаюсь тобой. Если бы у меня была такая дочь, я бы гордился ею. У рейха должны быть такие дети! — торжественно добавил он.
Сзади открылась дверь, кто-то вошел и прерывисто задышал в затылок Наташе. Ей хотелось обернуться, но она сдержалась. А тот, за спиной, все дышал и дышал, обдавая ее запахом водки и лука.
— Значит, ты не хочешь нам помочь, — проговорил Шмиккер. — Видишь ли, то, что ты нам сообщишь, — для нас уже не ново. Мы и сами знаем. Тебя выбросили на парашюте. Ты радистка, предназначалась для партизанского отряда Русака.
Наташу затрясла нервная дрожь, страшная мысль обожгла ее мозг: «Неужели я могла проговориться в бреду, во время пыток!»
— Так ведь? — услышала она голос гестаповца издалека.
Наташа молчала, лихорадочно думая.
— Тогда я скажу еще больше. Ты закопала рацию, которую везла в отряд, под молодым вязом в двадцати шагах от старого дуба.
Наташу бросило в жар, мысли ее заметались в поисках выхода.
— Вот твоя рация! — Шмиккер торжествующе поднял с пола ее рюкзак и положил его на стол.
— Теперь скажешь все?
— Я ничего не знаю! — тихо проговорила потрясенная девушка. — Это не мой рюкзак.
— Михель, разъясни этой дурочке, что она слишком глупа, чтобы тягаться с нами, гестапо! — сказал он кому-то через голову Наташи. И тот, сзади, сделал несколько шагов вперед и сел на стул справа от Шмиккера.
Наташа подняла голову и вскрикнула от неожиданности: на стуле сидел светлоголовый, светлоглазый парень в черном эсэсовском мундире с железным крестом на груди. Его лицо как две капли воды было похоже на лицо Николая Сухова, ее товарища по заключению.
— Здравствуй, Наташа! — сказал он, улыбнувшись тонкими губами.
Теперь уже сомнения не было: перед ней сидел Сухов. Наташа застонала, сраженная тем, что ее провели, обхитрили.
— Ну и подлец же! — только и смогла она вымолвить, задыхаясь от ненависти и к Шмиккеру и к этому предателю.