Всего-то одиннадцать сотен.
А больше и не нужно. С головой хватит одиннадцати сотен, чтобы вспороть брюхо сонной ленивой столицы, разметать рогатки, которыми перегорожены улицы, проложить кровавую дорогу к Запретному Городу и к усадьбе Хорикава…
Гонец, примчавшийся ночью на взмыленном коне, сказал: братья Фудзивара возвели на престол малолетнего принца Морихира. Он уже взошел во дворец. Обряд вкушения риса и возлегания на небесное ложе состоится завтра.
Нужно успеть раньше. После церемонии принц станет Сыном Неба, его увидят боги — и сместить его можно будет только посредством процедуры отречения. Но пока что, пока что он только принц, один из многих. И вывести его из дворца, конечно, со всем почтением к его роду и его крови, очень легко. Это действие не оставит следа.
Но когда войско Тада-Мандзю миновало Ямасина и завидело предместья, оказалось, что дорога перекрыта.
Всадники.
Пятеро.
Тут уже не знаешь, гневаться ли, смеяться… или даже одобрить. Потому что впятером на войско можно идти только из чувства долга — а это чувство даже во враге достойно уважения и хвалы. Но кому же это вздумалось до смерти защищать проклятых Фудзивара, о которых в стране никто не скажет доброго слова?
Господин Тада-Мандзю поднял руку. Войско остановилось.
— Поди узнай, что это за храбрецы, — бросил Правый Конюший самураю слева от себя.
Он уже догадывался. Только один всадник в Столице может так походить на медведя, шутки ради взгромоздившегося в седло. Но верить своим глазам отказывался.
— Господин Минамото-но Ёримицу почтительнейше просит о возможности поговорить со своим отцом и господином, — доложил, вернувшись, гонец.
Какой демон вселился в Райко? Фудзивара пытались убить его колдовством — и едва не убили. Что за новое безумие он затеял? Никогда этот парень не был послушным сыном. Покорным — да. Послушным — сроду… Господин Мицунака сглотнул. Тронул коня пятками. Как он жив-то, ведь еще третьего дня еле дышал?
Два всадника начали медленно, шагом, съезжаться.
Непослушный сын, кажется, отказался подчиняться не только отцу и порядку вещей, но всей природе разом. Лицо серое, в блестящих каплях пота, губ не различить, зато глаза темным обведены. Но в седле сидит крепко. И сами глаза — ясные, цепкие.
— Досточтимый батюшка, я сожалею, что по нездоровью своему не мог встретить вас раньше. Вы, конечно знаете, что в столице случилась беда. Господин Левый Министр, не оценив милостей Неба, возжелал большего и сейчас пытается отстранить от престола законного наследника. Я понимал, что вы не потерпите такого святотатства и поднимете верные вам войска на защиту справедливости, но, увы, только сейчас моя злосчастная болезнь отпустила меня настолько, что я смог покинуть постель.
Вот как, значит, обернулось дело…
— Что они обещали тебе?
— Мир в стране. Отец, можно захватить и даже удержать Столицу только нашими силами — а дальше? Фудзивара объединятся с Тайра и отступят на запад. Даже если мы победим — это обойдется нам в несколько лет кровавой усобицы. И за всем этим стоят даже не Фудзивара. За всем этим стоит древняя богиня, которая хочет разрушить Поднебесную ради мести за себя и народ цутигумо. Стоит ли превращать столицу в прах и пепел ради ушедших богов?
— Цутигумо?
— Да, отец. Они ждали, что вы станете мстить за свою обиду и мою смерть. Они пришли за мной, когда я не умер сам. Меня спасли мои вассалы и господин Сэймэй с матушкой.
— Почему они не убили тебя тогда на месте? — удивился господин Тада-Мандзю.
— Случайность. Я полюбился их верховной жрице, она запретила.
— И что же мы делаем дальше?
Райко пошарил за наручем, вынул оттуда сложенный листок бумаги.
— Распоряжение господина канцлера о помещении под стражу господ Левого Министра Минамото Такаакиры, начальника Правой Стражи Татибана Сигэнобу и господина главы Палаты Умиротворения Фудзивара Тихару.
Господин Тада-Мандзю улыбнулся. Значит, наглый мальчишка отправится в ссылку — и место главы Палаты Умиротворения будет свободно. Неплохо, совсем неплохо… Он протянул руку и взял пропахшую ароматными смолами бумагу. Почтительно приложил ко лбу.
— Не смею противиться воле господина канцлера.
И почему-то ему показалось, что глаза сына погасли.
— Отец, мне нужны люди.
— Сколько?
— Сотни три, но для верности — лучше пять.
— Куда ты с ними поедешь?
— Недалеко. Совсем близко от Заставы Встреч.
— Зачем?
Райко усмехнулся.
— В подземной обители в Осака, — проговорил он, — много парней помещается…
Господин Тада-Мандзю обдумал сказанное.
— Как тебе удалось договориться с Фудзивара?
Райко усмехнулся еще шире.
— Сёдзи ломать не пришлось. Война им нужна еще меньше, чем нам. Они связались с колдунами с перепугу — и теперь сами тому не рады. Им проще поделиться с нами и допустить нас к власти, чем рисковать всем.
Господин Правый Министр не был расположен принимать гостей.
Лейтенант Левой Гвардии Минамото-но Райко и гадатель без положения в обществе Абэ-но Сэймэй не были расположены ждать. Двое стражников, непривычных к такой бесцеремонности, дернулись было навстречу — но Сэймэй только сказал вполголоса:
— Прокляну, и корешки ваши отсохнут, — и оба поспешно отступили.
— Что такое? — возмутился было служащий передних покоев. — Как вы посмели?
Сэймэй коснулся его лба кончиком пальца и тихо спросил:
— Хочешь, господин узнает, сколько его добра перекочевало в домик твоей любовницы?
Служитель свернулся, как куриная шкурка на огне.
Вот так, подумал Райко, наверное, действовала богиня. Тише, не столь открыто, но тем же способом. Используя чужой страх и чужую слабость.
Следующий зал — опять кучка служителей. На этот раз вперед выступил Райко.
— Я полагаю, господин Фудзивара будет рад видеть меня. Потому что в ином случае сюда явится мой батюшка. Он, по слухам, пребывает в самом дурном настроении.
Что такое господин Тада-Мандзю в дурном настроении, знали все. Что у него под городом стоят войска, тоже, кажется, знали все. А вид господина Райко не располагал к промедлению.
Распахнулась последняя дверь. Господин Фудзивара сидел на возвышении из нескольких подушек — все такой же прямой, такой же безупречный.
Райко подошел и сел напротив него.
— Вы хоть знаете, кем она была при жизни? — спросил он.
— Была? — спросил фарфоровый господин.
— Или есть. Хотя она уже больше не жрица, потому что у нее нет богини.
— Вступая в сговор с теми, кто уже не принадлежит этому миру, — поклонился Сэймэй, — такие вещи необходимо тщательно разъяснять, господин Правый Министр. Иначе легко можно попасть в ловушку, которой вы избежали только… нет, не чудом, а женской слабостью жрицы. Не пожелай она сочетаться браком с господином Минамото, страшно подумать, что произошло бы в столице. А железо и огонь опасны любому, когда их достаточно. Но самое страшное — то, что вы так и не попытались выяснить, кто она и в каких отношениях состояла с вашим почтенным предком. Вы на слово поверили демону, вселившемуся в тело вашего брата, что он и есть дух господина Мотоцунэ. Конечно же, он ведь знал о вашей семье такие вещи, какие мог знать только дух господина Мотоцунэ… или демон…
— Или вы, — усмехнулся фарфоровый господин.
— Или я, — улыбнулся Сэймэй. — В любом случае сожженная вашим предком дочь художника Ёсихидэ могла пообещать вашему брату бессмертие только с одной целью: обрести над ним власть, терзать и мучить его дух.
— Это я уже понял, — усмешка не исчезла с безупречного лица Правого министра.
— Господин Правый министр, подумайте, что стоит между вами и гибелью всего, что дорого вашему дому?
— Хотите сказать, что это вы?
Сэймэй качает головой.