Выбрать главу

Кийоми была вынуждена отвернуться, чтобы он не заметил, как ее задела эта фраза. Ей показалось, что сердце у нее остановилось. Что будет, если он когда-нибудь узнает, что она сама?  Она была благодарна слуге, который внес чай и отвлек Равенсбурга.

— Ну, как, — вполголоса спросил Вилли своего хозяина, — снова поставить бутылку шампузы на лед… «на потом»? А?

* * *

Гаральд Лундквист, торгуя пушниной, составил себе некоторое состояние, позволившее ему построить в пригороде Токио — Омори — дом в европейском стиле.

Перед этим домом и остановился большой черный автомобиль господина Танаки. Пока секретарь премьер-министра находился на озере Яманака, уже совсем стемнело. Он не любил быстрой езды, особенно в темноте, и поэтому на обратную дорогу его шоферу потребовалось более двух часов.

Японец помог Биргит выйти из машины и, проводив ее до изгороди сада, услужливо открыл перед ней калитку.

Девушка подала на прощание руку.

— Этот вечер, — прошептал Танака, — важное событие в моей жизни. Я безгранично благодарен вам.

Затем он медленно, как будто это стоило ему большого усилия, сел в машину.

Биргит Лундквист проводила взглядом автомобиль, пока он не исчез за поворотом, затем медленно пошла к дому через ночной присмиревший сад.

Словно из-под земли перед ней вырос человек. От неожиданности Биргит отступила на шаг и в тот же миг узнала Зорге.

— Как ты испугал меня, Рихард! Давно ждешь?

— Послушай, Биргит. Мне нужно обязательно послать сообщение этой ночью. Тебе удалось что-нибудь узнать?

Она была настолько ошеломлена, что сразу не смогла ответить.

— А-а… это не может подождать до завтра?

Он схватил ее за плечи. Биргит почувствовала, что Рихард очень взволнован.

— Ты узнала, что с Квантунской армией? Что замышляют японцы?

— Мы не говорили о политике…

Он отпустил ее и некоторое время молчал.

— Мы совсем не говорили о Квантунской армии, Рихард, честное слово, не говорили.

И сейчас, среди ночи, он думал только о своем деле. Он не нашел для нее ни одного ласкового слова. Можно было понять его разочарование. Но и она была разочарована.

— Постой, о чем же вы тогда говорили весь вечер?

— О мехах, мой милый, о меховых шубах. В частности, о собольих манто.

— Значит, ты ничего не узнала, — с упреком проговорил он.

— Впрочем, мы говорили о мехах, которые покупают в Сибири, — сказала Биргит как бы вскользь. — Я хотела узнать, сможем ли мы, отец и я, побывать будущей зимой в Сибири и приобрести там меха.

Он снова положил руки ей на плечи.

— Ну и он ответил, что вы сможете поехать?

— Сначала он сказал, что они придвинули войска к границам Сибири.

По тому, как вздрогнули руки, лежавшие на ее плечах, она догадалась, что это известие для него очень важно.

— Ты точно поняла его?  Как он это сказал?

— Ну так, как бы между прочим.  Как будто это уже не является большим секретом.

— Прекрасно… А что дальше? Он сказал, что ты сможешь сопровождать отца во Владивосток?

— Да…

— Как он это сказал? Была ли это попытка перевести разговор с одной темы на другую или… Расскажи все до мельчайшей подробности, Биргит!

Она не отважилась больше поддразнивать его.

— Нет, Рихард, то, что он сказал, абсолютно точно… Он хочет снова увидеться со мной, и я ему обещала свидание после возвращения.

— Как он реагировал?

— Он был очень счастлив и униженно благодарил меня.

Рихард снял руки с ее плеч. Биргит услышала его глубокий вздох.

«И все это, — подумала она, — из-за какого-то материала для газеты. Чтобы опять первым сообщить еще одну сенсационную новость!»

Он вдруг подхватил ее на руки и поднял высоко в воздух.

— Ты чудесная девушка… Я не ожидал, что ты так много сделаешь.

Зорге осторожно опустил ее. Она увидела, как в темноте светились его глаза.

— Ты выдержала экзамен на «отлично».

Он так прижал Биргит к себе, что у нее захватило дыхание. Не успела она попросить его быть осторожнее здесь, в саду перед домом ее отца, как Рихард разжал объятия. Секунду спустя он по-юношески легко перепрыгнул через изгородь. Биргит услышала, как затарахтел мотор и быстро затих вдали шум отъехавшего автомобиля.

Кто знал Петра Бранковича, официанта из ресторана «Старый Гейдельберг», никогда не подумал бы, что его квартира так изысканно и богато обставлена.

Бранкович жил в деревянном доме, расположенном в самом старом районе Йокагамы, чудом уцелевшем после грандиозного пожара 1923 года. Это было действительно чудо. У причала, недалеко от дома, тогда стоял югославский грузовой пароход. Моряки пустили в действие все помпы, образовали сплошную завесу над домом Бранковича и тем самым спасли жилище своего земляка от верной гибели.

Однако даже этот благородный поступок земляков не заставил Бранковича примириться с родиной. Он и слышать ничего не хотел о югославском государстве, созданном в 1918 году. Сразу же после окончания первой мировой войны Бранкович эмигрировал на Дальний Восток по той причине, что ему якобы не нравился диктаторский режим короля Александра. В действительности же дело обстояло несколько иначе.

За плечами Петра Бранковича было такое, о чем в Японии не знал ни один человек, кроме Зорге. Молодым офицером Бранкович стал активным членом «Черной руки» — тайной националистической организации, преследовавшей панславянские цели. От выстрела одного из ее участников в 1914 году погиб наследник австрийского императора, и это послужило сигналом к первой мировой войне. Какую роль играл в этом событии Бранкович, трудно сказать. Однако вполне определенно было известно: он принадлежал к тем стопроцентным панславянам, которые боролись за воссоединение Сербии с Россией даже после того, как она стала советской. Однако в Белграде были довольны, что Сербии достался солидный кусок бывшей Австро-Венгерской империи, и слышать не хотели о союзе с красной Россией.

Вот почему Петр Бранкович однажды был вынужден тайком покинуть родину. Что заставило его направиться в Японию, не совсем ясно. Можно, однако, предполагать, что сделать это ему порекомендовали те же самые люди, которые послали в Токио доктора Зорге. Так Бранкович стал помощником Зорге по оперативной технике.

Жизнь изрядно потрепала Петра Бранковича, и он выглядел лет на десять старше своего возраста. Но за невзрачной внешностью скрывались ум и хорошее образование, чего нельзя было сказать о радисте Козловском. Вот и сейчас он сидел, безучастный ко всему, рядом с Бранковичем, проявлявшем фотопленки, хотя Зорге распорядился, чтобы Козловский помогал сербу в фотолаборатории.

Раздался телефонный звонок. Этот номер не был обозначен ни в одном телефонном справочнике и кроме Бранковича был известен лишь одному человеку — Рихарду Зорге. Поэтому не было никаких сомнений, кто находился на другом конце провода.

— Слушаю, — взял трубку Бранкович. — Так точно… Разумеется… Так точно!

Окончив разговор, серб мягко положил трубку на рычаг. Было видно, что он полностью подчинялся Зорге и даже немного побаивался его. Впрочем, Зорге был не только требовательным, но и строгим со своими подчиненными. Разведка сильна прежде всего дисциплиной. Железной дисциплиной и конспирацией.

— Это указание для тебя, — обратился Бранкович к Козловскому. — Нужно сделать немедленно. Выйдешь на своем судне в море и передашь сообщение.

Козловский оживился.

— Что, пошли наконец дела?

Бранкович пожал плечами.

— Откуда я знаю? Ведь это условный текст. Может быть, ты знаешь, что означают слова: «Тысяча тонн соевых бобов готова к отправке»?

— А почему бы мне не знать, Бранко? Это говорится о войсках, о Квантунской армии в Маньчжурии. Начальник говорил мне, что японцы собираются передвинуть солдат к границам Сибири, чтобы попугать Москву. Ну вот это и случилось.