«В архиве Гиммлера я обнаружил дело Рихарда Зорге, которым занималась жандармская элита нацистов — главное имперское управление безопасности, в чье подчинение входили гестапо, уголовная полиция и служба безопасности. Вел дело Рихарда Зорге шеф управления безопасности Гейдрих. Однако во время следствия он был убит чехословацкими патриотами, и Рихардом Зорге занялся сам Гиммлер.
Основные материалы в этом деле — донесения нацистских агентов из Японии и японской секретной службы. Заключает дело объемистая записка, которая значится под номером 104/42 с пометкой «Государственная тайна».
62 Там же, стр. 191-192.
Ее составил Гиммлер. 27 октября 1942 г. главарь СС направил эту записку нацистскому министру иностранных дел Риббентропу, в чьем «ведении» находился Рихард Зорге».
О чем же писал Гиммлер в своем «послании» Риббентропу? «Во вступлении к записке, — продолжает свое сообщение чехословацкий историк, — Гиммлер резко критикует Риббентропа за то, что в Японии столько лет терпели журналиста, который вошел в доверие высокопоставленных чиновников немецких и японских руководящих организаций. Гиммлер негодовал, что МИД (гитлеровский.— С. Б.) доверял человеку, прошлое которого не было достаточно проверено. Ведь Рихард Зорге под своим настоящим именем работал в Коммунистической партии Германии как ее юридический консультант, а в 1923 г. редактировал коммунистическую газету «Бср-гише арблйтерштимме». Позже он попал — и опять под своим собственным именем, как подчеркивал Гиммлер,— в Москву...
Он публично выступал как преданный сторонник Гитлера и нации, писал далее Гиммлер о Рихарде Зорге, а на самом деле в сотрудничестве с югославом Вукели-чем, несколькими японцами и другими иностранцами проводил разведку против Германии и Японии»54.
Об этом же письме Гиммлера Риббентропу упоминают в своей книге и английские авторы Дикин и Сторри55. Они пишут, что Гиммлер сообщил результаты проверки, «которая" сейчас была проведена впервые (здесь и далее выделено мной. — С. Б.), но которая, если бы о ней было запрошено, была бы проведена раньше и дала бы те же самые результаты. Поскольку Зорге постоянно получал информацию о политике держав «оси» и об их предстоящих планах из наиболее достоверных германских источников, шпионское дело Зорге представляет собой огромную политическую опасность» 56.
Предание гласности этого письма лишний раз свидетельствует о прочности созданного для себя Рихардом Зорге реноме «стопроцентного нациста», а также позволяет полностью разоблачить попытки Шелленберга пустить в обращение лживую версию о том, что Рихард Зорге являлся якобы «двойником», подхваченную, кстати, с явным удовольствием некоторыми западными авторами.
По самыми сильными опровержениями этой преднамеренной клеветы на советского разведчика являются вся его жизнь и деятельность, до конца отданная беззаветному служению своей социалистической Родине.
Па протяжении трех с лишним лет — с момента ареста и до дня казни — Рихард Зорге продолжал оставаться борцом. Его стойкость и мужество в этот полный трагизма период его жизни признаны всеми, кто общался с ним в то время. 2 декабря 1943 г., уже после вынесения смертных приговоров Рихарду Зорге и Хоцуми Одзаки, последний в письме из тюрьмы писал своей жене: «Хо-ригава-сан (адвокат Одзаки. — С. Б.), сравнивая меня с Зорге, сказал мне откровенно: «Зорге держит себя тверже». Именно этого я и стыжусь, когда думаю о себе. Неужели во мне есть какая-то душевная слабость, даже заметная для посторонних? Вспоминая эти два года и особенно первый период, я начинаю думать, что, возможно, такие высказывания не лишены оснований. Я сожалею об этом. Конечно, Зорге — редкостный человек по своей твердости, и мне еще очень и очень далеко до него» 57.
Эти слова написаны человеком, для которого, как он сам выразился, «идеи и отстаивание своих принципов всегда были связаны с непосредственной опасностью для жизни»58, человеком, который через два дня после утверждения кассационным судом ему смертного приговора писал жене: «Эта дата (5 апреля 1944 г.— сообщение кассационного суда об утверждении смертного приговора. — С. Б.), окончательно определившая мою судьбу, не внесла в мое самочувствие почти никаких перемен. Я не ощутил даже волнения. Как и следовало ож!ь дать, находясь в течение столь долгого времени между