Владимир Кунин
Деловой дух нового времени
— Тэк-с... Слушаю вас внимательно.
— Вот хочу открыть свое маленькое дело... Телевизоры чинить, телефоны. Радиоприемники. Я, видите ли, в прошлом — инженер... И чтобы как-то продержаться... Словом, ДЕЛОВОЙ ДУХ НОВОГО ВРЕМЕНИ, знаете ли... Вот, я уже даже получил разрешение.
— Понятно. А как правильно пишется ваша фамилия?
— Зильберман Давид Самойлович.
— А в паспорте?
— И в паспорте так же.
— Покажите.
— Пожалуйста...
— Да... Действительно, «Зильберман Давид Самойлович». А почему же тогда здесь написано «Зильберган»?
— Может быть, просто опечатка?
— Ну, знаете ли! Как-никак это официальный документ...
— Что же мне делать?
— Вернуться в то учреждение, которое давало вам эту бумагу, и попросить их самих исправить в ней вашу фамилию. Но будь я на вашем месте, я бы с такой фамилией, как у вас, использовал бы деловой дух нового времени слегка иначе.
— Как?
— Я бы открыл свое дело ТАМ, а не ЗДЕСЬ. До свидания.
И несчастный Зильберман-Зильберган поплелся в то учреждение, которое выдало ему эту бумагу с искалеченной фамилией. Как явствовало из ежедневной телевизионной рекламы — для этого учреждения не было ничего невозможного, ибо оно само олицетворяло ДЕЛОВОЙ ДУХ НОВОГО ВРЕМЕНИ!
Все начиналось еще при входе.
Для максимального удобства посетителей (деловой дух нового времени!) прямо в фойе приветливо расположился бронированный пункт обмена валюты, охраняемый двумя омоновцами с короткими автоматами.
Дальше шли мелкие радости:
Дежурный вахтер не реагировал на вопросы посетителей, пока не получал доллар...
Справочное бюро, или как его теперь здесь называли — «Служба информации», откликалось лишь на два доллара...
Лифт приобретал способность к движению после того, как у лифтера появлялась конкретная материальная заинтересованность в виде пяти немецких марок.
Референты брали от десяти долларов за самую примитивную информацию... И лишь отвалив американский червонец, можно было узнать, что интересующий вас вопрос не относится к компетенции только что оплаченного вами господина и вам с новой десяткой следует обратиться к господину, сидящему за соседним столом...
Секретарши мужественно охраняли подступы к кабинетам своих шефов, беря с посетителей не больше двадцати долларов за право прохода из приемной в кабинет. За десять немецких марок или тридцать пять французских франков посетителю предоставлялся стул для наиболее комфортного ожидания своей очереди приема.
Из последних сил Давид Самойлович Зильберман заново оплатил начальные ступени иерархической лестницы, достиг стола референта и сказал:
— Не могли бы вы исправить эту опечатку в бумаге, которую вы же выдали мне неделю тому назад? Я — Зильберман... А здесь написано — «Зильберган»? Видите?
— Напишите заявление, — мило посоветовал референт. — Я сегодня же доложу начальнику.
— К начальнику-то зачем? Стоит ли беспокоить? Дело же ясное — простая опечатка...
— Конечно! — горячо согласился референт с Зильберманом. — Для меня дело совершенно ясное. Я бы все это уладил в одну минуту. Но мой начальник — клинический идиот! Он обязательно прицепится...
На следующий день за тридцать пять долларов Зильберман был принят начальником и объяснил ему суть дела.
— Обычная невнимательность машинистки, — успокоил Зильбермана начальник. — Не стоит принимать это близко к сердцу, господин Зильберган...
— Зильберман... — поправил Давид Самойлович начальника.
— Да, да, конечно! — воскликнул начальник. — Директор это учтет. Я передам ему все, что вы мне рассказали.
— Директор?! — поразился Зильберман. — При чем тут директор. Обычная же опечатка...
— Да, да, да... — печально произнес начальник. — К сожалению, его не миновать, для меня ваше дело абсолютно ясное, но наш директор — такой кретин! Можете мне только посочувствовать...
На следующий день за пятьдесят долларов Давида Самойловича Зильбермана принял сам директор.
— Глупая история, — сказал он, выслушав рассказ Давида Самойловича. — Я все улажу. Надеюсь, что председатель не станет чинить препятствий.
— Председатель?!. — схватился за голову Зильберман.
Директор развел руками:
— Если бы это зависело от меня... Я вас прекрасно понимаю! Мелочь, опечатка, пустая формальность... Но председатель — слабоумный болван. Он может потом таких дров наломать, что у нас у всех головы полетят!.. До завтра, уважаемый Давид Самойлович! — И директор крепко пожал руку Зильберману.
На этом визите какие бы то ни было деньги были исчерпаны.
Зильберман одолжил у дворника своего дома сто долларов под двадцать пять процентов и отправился на прием к «слабоумному» председателю.
Оплатил, получил квитанцию, простоял в предбаннике всего минут сорок — на стул уже просто было не наскрести — и вошел в кабинет председателя.
Председатель тут же своею рукой переправил букву «Г» на букву «М» обычной шариковой ручкой и возвратил документ Давиду Самойловичу.
— Господи! И всего-то?!. — поразился Зильберман. — А я-то... У кого я только из ваших не был?!.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул председатель. — Сами видите, в каких условиях я работаю. Все мои подчиненные — умственно неразвитые олигофрены. Какое-то скопище даунов! Шагу без меня сделать не могут...
Вечером, лепеча что-то невразумительное о ДЕЛОВОМ ДУХЕ НОВОГО ВРЕМЕНИ, Зильберман все рассказал жене Асе.
Ася долго разглядывала исправленный документ, а потом подняла большие усталые глаза на Давида Самойловича и ласково сказала:
— Додик, любимый... Во всей этой истории, конечно, самый большой мудак — это ты! Почему ты сам не исправил эту ошибку, а разбазарил все деньги? Это во-первых. А во-вторых, если тебе так хочется использовать момент ДЕЛОВОГО ДУХА НОВОГО ВРЕМЕНИ, так почему ты за четверть века нашей совместной жизни не заметил, что в маленькой и тихой компании я увядаю, а в большой и шумной — расцветаю и чувствую себя на двадцать лет моложе?..
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Давид Самойлович.
— О Боже!.. — Ася вздохнула и посмотрела на потолок. — Ты почти безнадежен. Но я сделаю еще одну, последнюю попытку. Как по-твоему, сколько евреев осталось в России?
— Наверное, чуть больше миллиона, — пожал плечами Давид Самойлович.
— А сколько их живет в Израиле?
— Пять миллионов.
— Правильно! — воскликнула Ася. — Браво!.. Так где компания больше, а? Я тебя спрашиваю, Додик?!!
Сегодня в Тель-Авиве, у самой автобусной станции, которая на иврите называется «Тахана-мерказит», у Давида Самойловича небольшая собственная мастерская-клетушка с гордой вывеской: «Давид Зильберман — дипломированный инженер из Санкт-Петербурга. Ремонт телевизоров всех систем!!!»
Так как Зильберманы здесь еще совсем недавно, то Ася пока что помолодела всего на десять лет.
Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы она смогла начать бурную светскую жизнь в своем квартале, а все мужчины до шестидесяти — и евреи-ортодоксы, и не бог весть как верующие, и арабы, и даже эфиопы, оказавшиеся тоже евреями, только черного цвета, — оглядывались Асе вслед, закатывали глаза и сладострастно цокали языками...
Точно так же, как двадцать лет назад это делали молодые грузины на сочинской набережной...