Заметив Фрэнсиса, она подняла голову.
— В чем дело? Почему ты на меня так смотришь?
Решив оставить без комментариев ее не слишком удачную попытку изобразить скромницу, он дал первое пришедшее на ум объяснение:
— Похоже, мы с тобой предпочитаем одну и ту же сторону кровати. Тебе это ни о чем не говорит?
Она отложила в сторону блокнот.
— Нет, ни о чем. Мне в общем-то все равно. Но если ты привык укладывать своих женщин именно слева от себя, то я с удовольствием уступлю, хотя…
— У меня нет никаких привычек в отношении женщин. Я только хотел сказать…
— …хотя нет, — упрямо продолжала Шеннон, — уступать я не буду, не хочу становиться с ними в один ряд под номером из второго десятка. Или под каким-либо другим.
Столь бурная реакция на безобидную реплику удивила Фрэнсиса, но вступать в спор с женщиной, увидевшей проблему там, где ее не было, ему не хотелось.
— О'кей, я лягу слева от тебя. Обещаю не нарушать границу. — Он указал на свернутое по длине и уложенное ровно посередине кровати покрывало. — Интересно, кому ты не доверяешь, мне или себе?
Шеннон промолчала.
— Ладно. — Фрэнсис лег и укрылся одеялом. — Между прочим, что ты делаешь? Пишешь письма?
— Составляю список дел на завтра. Праздник, если не забыл, закончился.
— Отдохни, Шен. — Он зевнул, поправил подушку, повернулся спиной к Шеннон и закрыл глаза, ожидая и надеясь, что после предыдущей ночи, проведенной на диване, уснет быстро и легко.
Но сон не шел. В номере было так тихо, что Фрэнсис слышал неглубокое дыхание Шеннон и даже движение ручки по бумаге. Он лежал абсолютно неподвижно и слушал, понимая, что нужно расслабиться, и сожалея о том, что не заткнул уши ватой.
Минут через пятнадцать-двадцать Шеннон закончила, положила на тумбочку блокнот и ручку и потянулась, чтобы выключить лампу. Фрэнсис представил, как сползает, обнажая тонкое запястье, рукав пижамы, как расходятся полы куртки, открывая уже знакомую ему ложбинку между грудями… Потом Шеннон улеглась, очень тихо и осторожно, стараясь не потревожить спящего, как ей казалось, Фрэнсиса.
Над ее стараниями можно было бы, наверное, посмеяться. Она тревожила его уже одним своим присутствием. Он по-прежнему слышал ее дыхание, воспринимал каждое ее движение, передающееся через вибрацию матраса.
Может быть, подумал Фрэнсис, перебраться на диван? Пусть там не так просторно и нельзя вытянуть ноги, но зато я не буду ощущать ее близость.
С другой стороны, передислокация равнозначна отступлению, признанию поражения. Ретироваться на диван — это то же самое, что выбросить белый флаг, сдаться, безоговорочно капитулировать. Опуститься на колени легко, подняться практически невозможно.
Нет, твердо решил Фрэнсис, мужчина, давший слабину при первой же трудности, уже никогда не сможет считать себя мужчиной. Даже если эта ночь обернется кошмаром бессонницы, я не признаю, что Шеннон действует на меня.
И вообще, что это такое со мной происходит? Мы обо всем договорились, согласовали все условия сделки и обязаны их придерживаться. Ни о каких серьезных чувствах не было и речи. Возможно, Патрик Сазерленд и рассчитывал на что-то в перспективе, но мы же сами определили рамки и границы своих взаимоотношений.
И даже если бы никаких обязательств не существовало, напомнил себе Фрэнсис, я все равно не мог бы питать к Шеннон нежных чувств. Да, она роскошная женщина, но при этом холодна, тверда и неуступчива. Такие женщины не в моем вкусе.
Конечно, когда я давал обещание держаться от нее подальше, то не думал, что нам придется делить одну кровать. Я не предвидел страстного поцелуя в аэропорту, после которого у меня появились первые подозрения, что под ледником по имени Шеннон скрывается спящий вулкан.
Сейчас при одном лишь воспоминании о том поцелуе его тело напряглось, отреагировав вполне однозначным и естественным образом.
Фрэнсис вздохнул, раздраженно ткнул подушку и вдруг осознал, что в комнате наступила полная, абсолютная тишина. Шеннон задержала дыхание.
И не только она одна.
7
Он плыл на легком шелковом облаке, вдыхая мягкий цветочный аромат, когда кто-то грубо и бесцеремонно вернул его в реальность, назвав по имени.
Фрэнсис открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо Шеннон. Некоторое время он лежал тихо, стараясь разобраться в ситуации. Разделительная линия в виде покрывала, баррикада, возведенная Шеннон накануне вечером, исчезла, а само покрывало сбилось к ногам. Шелковое облако с цветочным ароматом, на котором Фрэнсис только что плавал, оказалось волосами Шеннон, попавшими ему под щеку.