Тут, в Кембридже, я снимаю две комнаты в одной семье, тут же столуюсь. Семья полуинтеллигентная, мещанская, но они очень любезны со мной. В особенности хозяйка, очень разговорчивая, по вечерам заходит ко мне и долго беседует. Разговоры неинтересные, но я на это смотрю как на уроки английского языка.
Вчера первый раз имел разговор на научную тему с проф. Резерфордом. Он был очень любезен, повел к себе в комнату, показывал приборы. В этом человеке безусловно есть что-то обаятельное, хотя порой он и груб.
Так жизнь моя тут течет, как река без водоворотов и без водопадов. До шести работаю, после шести либо читаю, пишу письма, либо еду покататься на мотоциклетке. Это для меня большое удовольствие. Дороги тут идеальные.
Петр Леонидович Капица
Кембридж, 20 августа 1921 г.
Дорогая Мама!
Получил от тебя письмо, содержание и тон которого меня очень огорчили… Ты прекрасно знаешь, что когда я очень сосредоточен, очень занят, когда положение не имеет еще достаточно крепкого фундамента, писать письма мне очень трудно. Я пишу их, конечно, потому, что считаю, что лучше написать плохое письмо, чем не написать никакого. Что касается писем другим и того, что от других вы узнаете обо мне, то это, как я уже объяснил в письме к Наташе, происходит оттого, что я не люблю писать два раза об одном и том же.
С этого письма начну нумеровать мои письма, чтобы вы тоже могли проверить, что я аккуратно пишу два раза в неделю…
Ты, право, не представляешь себе мою психологию. То, что я сейчас делаю, это, конечно, tour de force[14] во всех отношениях, и вместо того, чтобы поддержать, пишешь такое письмо. Неужели ты меня так мало знаешь? А я думал, что ты меня знаешь лучше, чем кто-либо другой.
Мама, ты прекрасно знаешь, что жизнь перестала быть для меня радостью. Если я мало говорю о себе, это вовсе не значит, что у меня ничего нету. Ведь рана у меня глубокая, и бог знает, заживет ли она когда-нибудь. Здесь, среди чужих людей, работая непрерывно над любимым делом, авось я почувствую себя лучше, авось вернется ко мне любовь к жизни и радость жизни. Я не говорю, что я несчастен; я никогда, до последней минуты своей жизни не сложу оружия. Если жить, так надо идти вперед непрерывно. Покой, равновесие – это духовная смерть. Тут, в Кембридже, мне приходится начинать сначала. В Политехническом институте я уже стоял на независимом положении, на уровне, во всяком случае, выше среднего. Тут, в Кембридже, меня никто не знает. Абрам Федорович ничего даже не мог сказать Резерфорду обо мне, так как Абрам Федорович не говорит по-английски, а Резерфорд говорит только по-английски. Я был переводчиком в их разговоре.
Вот я месяц в Кембридже – срок немалый. Но все же кое-чего я уже добился, но очень малого, о чем даже писать не стоит. Но мне хочется, и я буду всеми силами стараться войти в научную жизнь лаборатории, только тогда можно работать полным темпом. До сих пор это мне не удалось. Хотя это и естественно – я работаю в тех областях, которыми тут не интересовались.
Все это я пишу только тебе, и это не подлежит оглашению. Итак, не будь строга и требовательна, обожди. Как все выкристаллизуется, я буду писать вам более содержательные письма. Только сейчас, право, трудно.
Сейчас вакации, и это меня очень огорчает. Тут закрывается решительно все – библиотеки, мастерские и пр. Жизнь совершенно останавливается. А мне каждый потерянный день жалко…
Глазго, 26 августа 1921 г.
Дорогая Мама!
Вот я уже в Глазго. Сижу в особняке Милларов. За время войны, видно, они здорово разбогатели и живут очень широко. Парни подросли и стали совершенно мужчинами. Сама миссис Миллар сейчас на даче, туда я поеду завтра. 7 сентября поеду в Эдинбург на съезд Британской ассоциации физиков. Там А. Н. Крылов будет делать доклад о Курской магнитной аномалии. Вернусь в Кембридж только 26 сентября и опять примусь за работу.
Не писал эти четыре дня. так как был так занят, что прямо не было времени вздохнуть. Я немного переутомился и рад возможности хоть одну недельку отдохнуть.
Читаю сейчас записки графа С. Ю. Витте[15]. Чрезвычайно интересно. Я их пошлю Ольге Конрадовне[16], пускай она тебе расскажет о них. Они у меня, к сожалению, на английском (на русском не мог достать) <…>
Сент-Филланс, 30 августа 1921 г.
Дорогая Мама!
Сижу у камина в том самом месте, где сиживал семь лет тому назад. Хозяева ко мне очень милы. Боже мой, семь лет! Тут ничего не изменилось. Война ни на чем не отразилась. Даже как-то странно. А у меня за эти семь лет столько было! Боже мой, если тогда мне все это приснилось бы во сне, я бы не поверил, что человек может все это пережить. А оказывается, может. Да, жизнь и человек в ней весьма эластичны, и те формы, в которые нас вдавливает судьба, другой раз фантастичны <…>
15
Витте Сергей Юльевич (1849–1915) – русский государственный деятель. Речь идет о «Воспоминаниях» С. Ю. Витте, впервые изданных за рубежом.
16
Недавецкая-Самарина Ольга Конрадовна (1887–1972) – историк, преподавала в Петроградском университете и на рабфаке, большой друг Ольги Иеронимовны и Петра Леонидовича.