– Да, – Найл ощутил вдруг зверский голод.
– В Дельте всегда так, – скинув одеяло, Симеон поднялся и поманил к себе Найла. – Пойдем посмотрим, может, отыщем чего к завтраку.
Из мешка он извлек длинный нож-мачете, мощное серповидное лезвие которого предназначалось, очевидно, для прорубания сквозь чащобу. Он также прихватил большую холщовую сумку с наплечной лямкой. Осторожно обогнув спящих, они направились в сторону песчаных холмов, начинающихся сразу за впадиной. Теперь, когда свету прибавилось, бросалось в глаза, насколько сочна здесь зелень и щедры краски. Листья приземистых кустов зеленели так, будто их нарочно обрызгали едкой, блесткой краской, а растущие из песчаной почвы красные, желтые и лиловые цветы красовались и манили, будто влажные губы соблазнительных девиц. Найла одновременно и влекло и как-то настораживало.
Вид на Дельту с вершины песчаных холмов впечатлял. Отсюда открывалось, что это обширная вогнутая низменность с полсотни миль в поперечнике, объятая с востока и запада холмами. Сейчас она в основном лежала в тени, так как солнце едва еще всходило над горизонтом. Над серединой низменности стелился слой серебристого тумана – в этой части особо приметным был изобилующий зеленой растительностью приземистый холм. В этот утренний час вид у Дельты был одновременно и безобидный и романтичный; лишь характерный запах вносил в общую картину ноту некоей потаенной угрозы.
С холма они спустились в ложбину, устеленную ковром глянцевитой растительности, похожей на непомерно разросшийся водокрас. Она похрупывала под ногами и давала едкий, но не лишенный приятности запах. На той стороне ложбины росли невысокие кусты с серповидными листьями и округлыми желтыми, с лиловыми прожилками плодами.
– Вот чего нам надо, – сказал Симеон, указав пальцем, – мечевидный куст.
– Плоды годятся в пищу?
– Нет. Вкус отвратительный.
Они приблизились к кусту, чьи покрытые росой ветки глянцевито поблескивали на солнце. Найл потянулся было к плоду, но Симеон схватил его за запястье.
– Стой. В Дельте, если жизнь дорога, никогда не подчиняйся своему первому позыву. Здесь почти все, на что ни глянь, содержит какой-нибудь каверзный подвох.
Симеон полез в карман туники и вынул оттуда кожаную рукавицу. Рукавицу он надел на конец мачете и, осторожно поднеся, коснулся ею плода. Тут в глубине куста что-то резко дернулось, да так, что Найл подпрыгнул; спустя миг он увидел, что рукавицу пронзил длинный черный шип. Симеон вытянул лезвие из рукавицы и с силой рубанул сверху вниз. Рукавица упала к ногам; Симеон подобрал ее и вынул шип – твердый, глянцевитый, острый, как игла. Симеон снова надел рукавицу на мачете и на этот раз поднес ее к плоду, что над самой землей. Опять откуда-то сзади неуловимо мелькнул шип и вонзился в рукавицу. Симеон, как ни в чем ни бывало вытянув лезвие, отсек и его. Эта процедура повторялась еще три раза. На четвертый, однако, ничего не произошло. Повторив манипуляцию еще раз, и не дождавшись от куста никакой реакции, Симеон протянул руку и сорвал плод. Он накидал их в защитную сумку с полдюжины.
– Видишь, как быстро растение учится… Стой, куда! – Найл как раз собирался заглянуть в гущу куста посмотреть, откуда берутся шипы; оклик Симеона заставил его отдернуть голову назад.
– Он уяснил, что с рукой тягаться бесполезно, а вот лишить тебя глаз мог бы сейчас запросто.
– Что же он делает с теми, кого приколет?
– Убирает каким-то образом в самую гущу ветвей, чтобы перегнивали. А затем, видимо, постепенно поглощает.
Найл неприязненно покосился на безобидного вида растение.
– По-моему, как-то… бесчестно.
– Ишь ты! А тебя бы так – обеими ногами в землю, чтобы не шелохнулся – понравилось бы?
Найл указал на мясистые, сочно зеленые листья под ногами, источающие ароматный, слегка лекарственный запах.
– А эти опасны?
– Только если на них заснуть. Запах от них дурманный. Засыпая, будешь видеть сладкие грезы, а потом не проснешься. Вон, видишь? – он указал на неприметный бугорок, покрытый глянцевитой растительностью.
– Что это?
– Не знаю. Может, бородавочник, Они спускаются из влажного леса.
Найл, подойдя, нагнулся к бугорку едва не вплотную и попытался отвести листья в стороны. Внизу угадывались полуистлевшие обрывки меха, но в целом останки уже мало чем отличались от почвы: плоть съели проросшие сквозь нее белесоватые стебли.
– Стоит существу заснуть, – продолжал Симеон, – как листья обрастают в считанные часы прямо по живому. Они давят спящих, пока те не перестают дышать, – он внезапно остановился: – А-а, вот это я и искал.
Он тронулся к тесно растущим кустам с броскими цветами. Когда подошли ближе, Найл, понял, что Симеона, по-видимому, привлекли унизанные колючками небольшие шарики, растущие на кривеньком, щетинистом сером кусте.
– Что это?
– Зовется просто целебником.
– Он опасен?
– Только если неосторожно наткнуться. Колючки ядовиты, кожа от них вспухает и потом долго болит.
Симеон поднял нож и отсек один из шариков, упавший на землю, словно отрубленная голова. Натянув рукавицу, Симеон аккуратно поднял шарик за одну из колючек. Затем, придерживая, начал отсекать их одну за другой, пока не отсек либо полностью, либо наполовину. Закончив процедуру, шарик он сбрасывал себе в суму и принимался за следующий, пока не насобирал их с полдюжины.
– Ладно, неплохо за утро, – произнес он удовлетворенно. – Эти штучки ценятся наравне с золотом.
– А в чем их ценность?
– Отпугивают насекомых.
Лагерь еще спал; обогнув впадину по краю, они направились к берегу. Море зачаровало своей безмятежностью, небольшие волны кротко лизали гладкий песок. От восходящего солнца стелилась сияющая золотая дорожка.
– Что теперь?
– Теперь надо бы подыскать чего-нибудь к завтраку.
Они наведались к озерцу, куда пустили плавать порифидов; те немедленно всплыли навстречу, открывая зевы, где виднелись крохотные розовые язычки. Симеон достал из сумы один желтый плод, счистил с него жесткую корку, а затем положил на плоский камень и иссек в мелкие кусочки. Найл посматривал с сомнением; казалось маловероятным, что порифиды проявят интерес к плодам. Но едва Симеон стряхнул кусочки в озерцо, как порифиды тут же поднялись к поверхности и принялись хлопотливо ловить кусочки раскрытыми зевами; через полминуты не осталось ни единого. Найл из любопытства подобрал кожуру, понюхал и тут же с отвращением отшвырнул: падаль и падаль.
– Здесь дело не только в запахе, – заметил Симеон. – Похоже, плод содержит какое-то масло, за которым они гоняются.
Они отправились дальше, туда, где опутанные водорослями камни сходили уступом в море. Пробравшись осторожно по каменному гребню, заглянули в глубокий заливчик, дно которого было покрыто похожими на вьющуюся зеленую паутину водорослями. Каменистое дно полого возвышалось в сторону моря, так что даже при отливе не обмелело бы окончательно. Они вдвоем сели над водой, свесив ноги, и принялись очищать от кожуры желтые плоды. Симеон иссек мякоть на крупные кубики. Один кубик он стиснул в кулаке, отчего на воду часто закапал маслянистый сок. Сок был лиловатым, как и сама мякоть. Симеон обронил выжатую мякоть, и та медленно пошла ко дну, постепенно затерявшись среди змеящихся водорослей. Почти тотчас на том конце заливчика наметилось движение. Шмыгнуло что-то розоватое; странное полупрозрачное создание около десяти сантиметров в длину выстрельнулось из-за каменистого выступа и стремглав исчезло среди водорослей как раз над тем местом, куда упала мякоть плода. Найл отродясь не видел креветок и рачков, поэтому не понял, что это своего рода исполин. Следом из разных частей водоема стали появляться другие, поменьше; всех опередил возникший откуда-то из темного подводного углубления иззелена коричневый головоножек. Проворно умыкнув добычу, он исчез в своей дыре. Симеон закончил сечь плоды и спихнул кусочки в заливчик; там к этому времени скопилось уже полным полно креветок, ссорящихся из-за кусочка пищи.
А Симеон тем временем, не выпуская из руки мачете, обошел заливчик и стал осторожно заходить в воду с той стороны, что ближе к морю. Креветки так были заняты поглощением пищи, что не обращали внимания, как их число редеет по мере того, как Симеон одну за другой выбрасывает их на песок – кого проткнув мачете, а кого и так. Меньше чем за пять минут он накидал их с дюжину. Найл подхватывал, извивающиеся тельца и складывал в сумку.