— Вон уже сестрички иду, сейчас тебе помогут.
— Хорошо. А пистолет ты себе возьми.
— Да за что?
— Возьми, все равно отберут.
В этом раненый был прав — отберут. Пока медперсонал не успел нарисоваться, Вова извлек трофей и быстро спрятал. Вместо привычного вальтера или парабеллума, у него в кармане оказался небольшой, обтекаемой формы пистолет. Такие игрушки особенно ценились у женщин-военных. Последнего раненого унесли. Посреди залитого соляркой кузова и подтеков масла, остались несколько черных пятен. Ничего, кузов железный, отмоются, не в первый раз.
Вова залез в кабину и только там разглядел трофей. «Маузер», 7,65, обойма полная, но только одна. И кобуры нет. Но на флягу со спиртом точно потянет, местные обменные курсы он уже хорошо представлял. А кобуру мадам, которой он достанется, местный шорник за день сделает. Однако, надо кого-нибудь, имеющего доступ к спирту найти. А кого? Нужными связями он обрасти еще не успел. Прихватив ППШ, Вова вылез из кабины. Висящий на плече автомат придавал уверенности и должен был производить впечатление на будущего партнера по бартерной сделке.
— Кто у вас спиртом заведует?
Первая же, отловленная Лопуховым, девчонка в белом халате, изумленно захлопала глазками, переваривая столь грубый наезд.
— Марь Степанна, старшая медсестра.
Не годится, вести с женщинами деловые переговоры Вове не приходилось. К тому же не ведомая старшая медсестра почему-то представилась в образе страшной толстой мегеры.
— А хозяйство кто занимается? Ну там тряпки всякие, белье, обмундирование…
— Старшина Бабич.
— И где его найти?
— А вон дверь в подвал, там он и сидит.
Подходящая для женского царства у старшины фамилия. Только, похоже, любовью он здесь не пользовался, по крайней мере, у младшего медицинского персонала. Старшина оказался толстым мужиком лет сорока пяти с отвислыми усами и украинским говором. Вову он встретил неприветливо.
— Чого треба?
— Да вот, на флягу спирта сменять хотел, — Вова подкинул в руке трофей.
Цепкие глазки старшины моментально оценили предмет.
— А не жирно тоби буде?
— Нормально, я цены знаю. Решай сразу, берешь или нет, торговаться у меня времени нет.
Старшина просканировал Вовину личность, убедился в решительном настрое этого пропитанного маслом и бензином наглеца, принял решение.
— Почекай за дверима.
Дверь он закрыл на засов. Минут через пять засов лязгнул еще раз.
— Давай.
Вова на провокацию не поддался.
— Сначала спирт.
Получив увесистую флягу, Лопухов открутил крышечку и попробовал продукт на язык. Запах знакомый, язык щипало, но как-то слабовато.
— Да он же разбавлен!
— Е трохи, градусив семдесят буде. Не хочешь, не бери.
Вова задумался, обмывать права все равно надо, а где еще быстро спирт найти можно?
— Черт с тобой.
Трофейный маузер обрел нового владельца.
Глава 9
— Хороший ты парень Владимир Лопухов, но какой-то…
— Какой? — напрягся Вова.
— Не наш, не советский.
— Как это не советский? А чей же тогда?
Голова гудела с бодунища, вчера одной флягой не ограничились, пришли медали за прорыв в Михайловку и Красная звезда Никифорову. Поэтому сначала обмывали, Вовины права, потом медали, потом помянули, еще за местным самогоном кто-то бегал, потом… Что было потом Лопухов помнил смутно, растолкали его ближе к полудню и обрадовали.
— Отвезешь особиста в штаб корпуса, старшина путевой лист уже приготовил.
Особист в бригаде был новый. Прежний получил майора и пошел на повышение. Вместо него прислали старшего лейтенанта. Старлей был из борзых, носом землю рыл, вынюхивая измену и трусость везде, куда мог дотянуться его длинный нос. Сунул он его и в автороту, но был прямо и прилюдно послан Кальманом по всем давно и хорошо известному адресу, на время притих, но не успокоился.
Перед поездкой Вова выпросил на кухне здоровенную ядреную луковицу, и торопливо ее зажевал, причем, без хлеба. От этого выхлоп стал только хуже, а во рту будто насрали, но исправлять что-либо было уже поздно. Сейчас особист сидел справа от Вовы, дышал Лоуховским амбре и вел задушевную беседу. Будь головная боль хоть чуточку меньше, он бы точно задергался и, возможно, прокололся, а так в гудящем мозгу эмоциям места не было. Была только сильная жажда, но прикладываться к фляге Лопухов не рисковал, как бы хуже не стало.
— Не знаю, не знаю. Вот скажи, ты меня боишься?
— Боюсь, — честно признался Вова.