Он откланялся и собирался уходить.
— Не хотите ли пройтись со мною? — любезно предложила она.
Эго была такая честь, о которой Годдар и не мечтал. Он не помнил, чтобы он когда-либо шел по улице с какой-нибудь женщиной, кроме матери или жены. Он шел сейчас рядом с лэди Файр гордый и счастливый. Дорога вела через Хайд-Парк. Осенние листья блестели на солнце, как золото, и придавали всей картине сказочную красоту и великолепие. Немногие гуляющие, казалось, не существовали для него. Впереди тянулась длинная ровная аллея, по обе стороны которой зеленели большие лужайки. Порою лэди Файр поднимала к нему свое улыбающееся лицо. Солнечный луч играл в ее глазах и на золотых завитках ее волос, видневшихся из-под ее шляпы. Странное неизвестное чувство прокрадывалось в его сердце. На всем окружающем лежала волнующая тишина и красота.
Лэди Файр первая прервала молчание. Ее голос был нежен, как серебристый ручей.
— Не буду ли я вам полезной, если приеду в Эклесби?
— Вам стоит только хоть раз взглянуть на меня так, как вы смотрите сейчас, — ответил он, — и вы пришлете мне силы. И это и будет ваша помощь.
— Я… — начала лэди Файр и запнулась. Легкая дрожь пробежала по ее плечам. Затем, овладев собой, она разразилась смехом.
— Я буду выглядеть очень деловитой, уверяю вас? Я заведу знакомства с женами рабочих. Это будет очень полезно для вотирования. Я, ведь, имею некоторый опыт в деле выборной кампании. Но мне никогда еще не приходилось принимать активного участия в стачке. Это будет нечто новое для такой политиканствующей женщины, как я! Вы знаете, я вечно ищу новое. Как вы думаете, позволят ли мне произнести речь, мистер Годдар?
— Нужно будет запросить союз, — засмеялся он, невольно впадая в более легкий тон, на который она перевела разговор. — Но вы действительно приедете и будете помогать нам?
— Конечно!
— Как мне вас благодарить? — спросил Годдар.
— Посвятите меня во все технические подробности рабочей жизни, — ответила она весело.
Он начал обрисовывать ей картину, в которой протекает труд, старался объяснить ей положение рабочего класса, знакомил с цифрами заработной платы. Все эти прозаические слова сегодня звучали для него как-то иначе. В жизни Годдара пробил романический час; и воздух, и деревья, и солнце, и его собственные слова потеряли свой внешний смысл и были полны нового, тайного значения.
VIII.
Предместье Экклесби — хорошенькое местечко. Там живет местная знать в прелестных виллах, расположенных вдали от проезжей дороги, среди густых садов. Вся эта местность производит самое благоприятное впечатление. Путешественник, въезжающий в Экклесби, может вообразить, что он попал в один из самых благоустроенных городков Англии. Но уже через несколько шагов картина меняется и его ждет неожиданное неприятное разочарование. Виллы сменяются тесно расположенными невзрачными домиками, красными кирпичными строениями, и перед глазами путника представляется рабочий поселок во всем его неприглядном и безотрадном виде. Длинная грязная улица, с двумя рядами убогих грязных домов, с маленькими лавчонками и несколькими общественными зданиями, тянется неровной линией от железнодорожной станции и затем круто сворачивает за угол и здесь называется уже Хай-Стрит. Тут находятся приличные чистые гостиницы и новые магазины, которые стараются как бы освободиться от той грязной жизни за углом. Но, несмотря на все великолепие витрин, несмотря на разнообразие товаров, они не могут дать иллюзии роскоши или обеспеченности. В Экклесби мало удовольствий и развлечений. Небольшой театр ютится на темной боковой улице. По всему видно, что жизнь в городе проходит не в удовольствиях и не в приятном времяпрепровождении, а в тяжелом бесконечном труде. Днем улицы города совершенно пустеют. Но вот звонят фабричные колокола, и огромные фабрики, находящиеся на боковых улицах, выбрасывают из своих каменных ворот бледных истомленных рабочих и работниц. Город превращается в жужжащий улей. Все лавки переполнены. Слышно хлопанье дверей, шум голосов, воздух пропитан алкоголем и дымом дешевых сортов табака. Население почти однородно по типу и костюму. Весь этот город существует только одной отраслью промышленности. Молодежь уже со школьной скамьи неизбежно попадает в ужасную фабричную обстановку. О возможности другой — не фабричной — деятельности здесь не возникает даже и вопроса. Все люди одеваются, едят, думают, живут, даже выглядят одинаково. Женщины и девушки тоже работают на фабриках. Ими кишат все улицы. Они ходят небольшими группами, с непокрытыми головами, в красных платках, шумные, невоздержные на язык. У дверей домов копошатся и кричат сотни грязных ребятишек.