— Паралич сердца?
— Да, конечно, — ответила сиделка.
— Я просто посижу у нее минут десять, — сказал Даниэль. — Но вы уверены, что она будет довольна?
— Конечно! Это будет для нее означать, что вы ее простили, — сказала сиделка и вздохнула. — Бедняжка? Я пойду и подготовлю ее.
В ожидании, когда его позовут, Годдар уселся в неуютной гостиной и опустил голову на руки. Он был очень утомлен. Сильное напряжение, умственное и физическое, последних трех месяцев сказалось на нем. Его лицо осунулось и пожелтело, глаза горели лихорадочным блеском. Чуть ли не в первый раз в жизни он принужден был обратиться к врачебной помощи, потому что страдал бессонницей. Врач предписал немедленный отдых и перемену обстановки. Годдар пожал плечами. Может быть, это удастся осуществить, но лишь после выборов.
В округе Хоу разгорелись политические страсти. Имя Годдара пользовалось такой известностью, что все население приняло самое живое участие в выборах; противники мобилизовали все свои силы, и предвыборная агитация была в полном ходу. Но уже теперь можно было предвидеть блестящую победу Годдара, с рекордным, подавляющим большинством. Предвыборная кампания даже при обыкновенных обстоятельствах бывает тяжела; в настоящее же время, когда Годдар был совершенно переутомлен и измучен, она могла сделаться для него даже опасной. А тут еще случилась болезнь Лиззи. Он несколько раз приезжал в Лондон, чтобы самому убедиться, что для нее сделано все, что могут дать материальные средства и врачебное искусство. Он лихорадочно боялся какого-нибудь упущения со своей стороны, которое могло бы оказаться роковым для ее жизни.
Он сидел, сжимая голову руками и тупо глядя на узор ковра. В его голове носились обрывки мыслей, он слишком устал и не был в состоянии мыслить связно. Завтра решающий день — подача голосов. Он должен сегодня же вечером вернуться на место. По всем вероятиям, он пройдет. «Даниэль Годдар, член Парламента». — Это звучит хорошо. Однако ему кое-чего не хватало для полной радости, для торжества, и он слишком хорошо знал, чего ему не хватает. А это могло бы быть. Он увидел бы ее завтра — взволнованную, сияющую, радостную, с его значком на груди. И если бы он победил — какая радость сложить победу к ее ногам! Снова другой образ встал перед его глазами. Все это время его преследовали оба близких ему женских образа, и он тщетно боролся с разрывавшими его сердце желаниями и страстями. Однажды ночью, когда ему дали знать, что Лиззи при смерти, им овладело безумное желание, чтобы она умерла, а утром он с первым поездом помчался в город, чтобы удостовериться, что все было сделано для ее спасения. Он вспомнил, что ему рассказывала Эмили об ужасах, пережитых Лиззи во время разгара болезни, и — невольно содрогнулся. Слава Богу, опасность прошла. Лиззи пожелала его видеть. Может быть, болезнь будет поворотным пунктом в их жизни. Знает ли она о выборах? Может быть, ее самолюбию польстит быть женою члена Парламента. Но какая польза будет от этого, собственно, ей? Новое общественное положение Годдара не внесет никаких новых живых интересов в ее жизнь. На это рассчитывать безнадежно. Никогда она не сможет стать ему настоящим другом и близким человеком. И снова им овладела тоска по тому настоящему, но утраченному, другу, и сотни раз он мысленно повторял сказочно-прекрасное, необыкновенное имя Роданты.
— Простите меня, что я заставила вас ждать, мистер Годдар, — сказала вошедшая сиделка. — Нужно было кое-что прибрать в комнате. Ведь вы будете тихо, очень тихо сидеть, не правда ли?
— А вы уверены, что ей это не повредит?
Сиделка улыбнулась его настойчивости.
— Только не разговаривайте с ней. Вот и все! — сказала она.
Годдар вошел на цыпочках в комнату больной. В дверях он столкнулся с Эмили, которая шепотом предупредила его, что необходимо сократить посещение, и что долго оставаться здесь нельзя. Он подошел к кровати. Лиззи лежала неподвижно, белая, как смерть. Она сильно похудела, черты лица заострились, кожа обтягивала резко выступавшие скулы. Бескровные губы ввалились, челюсти резко выдавались — она походила на мертвеца, и уже почти ничем не напоминала живую женщину. Годдар был потрясен. Он не только не мог узнать в лежавшем перед ним живом трупе ту девушку, которую он когда-то, как он думал, любил, но он не узнавал в ней и той женщины — его жены, которую он так ненавидел.
— Пришел, — проговорила она слабым голосом, протягивая исхудалую руку.
Он взял ее, и постарался улыбнуться, чтобы ее успокоить. Ее губы зашевелились.