Иными словами, если говорить простым и общедоступным языком, можно либо путем словесных доводов убедить собеседника в том, что черное на самом деле является белым, либо же так ударить его по голове так, что он вообще перестанет различать какие бы то ни было цвета.
Двуединство творческого меньшинства неразрывно связано с взаимодополняемостью. Два взаимоисключающих начала могут достигнуть цели, лишь объединив свои усилия. Это вполне четко обозначено в мифах о создании мира двумя противоположными силами, нередко — братьями-близнецами. Собственно, сама концепция о вечной борьбе добра и зла, бога и дьявола, светлых и темных сил, неизбежно сосуществующих во вселенной, есть отражение деятельности двух творческих начал. Потребность друг в друге этих двух стихий очевидна как раз в силу их противоположности. Воин — это герой-победитель с обнаженным мечем в руке, символизирующий собой действие, активно изменяющий своими деяниями окружающий мир; демагог — колдун, корпеющий над древними фолиантами, коленопреклоненный жрец у алтаря, извечный фаталист, пленник предопределения, теоретик, указующий пути, но сам не следующий по ним. Олицетворение первого — король Артур, воин и государь, классический образ рыцаря, живое воплощение Силы; второго — его тень, двойник и бессменный советчик великий маг и чародей Мерлин, олицетворение всесильного знания. Первый — материальное воплощение доблести, своими руками творящий историю; второй — более дух, чем человек, слово и мысль, указующие дорогу силе. Таковы два творческих начала, две ипостаси земного могущества, вершащие судьбы мира. Остальные же — неопределившаяся часть общества, не стремящаяся к переменам и способная лишь на подражание лидерам, — обречены на однообразный повседневный труд, направленный, по большей части, на достижение далеких и совершенно непонятных целей творческого меньшинства.
Собственно говоря, подобное деление людей имело место в разные времена и у разных народов еще в глубокой древности. Индийские касты, внутренняя иерархия греческого полиса — все это исторические примеры, не требующие дополнительной расшифровки терминов. Наиболее древний, единый для всех индоевропейцев архетип — представление о сакрально-военно-экономическом устройстве общества — с завидным постоянством воспроизводится в мифологии индоариев («брахманы», «кшатрии», «вайшьи»); античной философии («философы», «воины», «производители» Платона) и т. д. Подтверждая преимущественно бессознательную трансляцию архетипа, авторы многочисленных триад обычно не подозревают о первоисточнике своих представлений.
«Природа разделяет людей духовных по преимуществу, людей по преимуществу мышечных, с сильным темпераментом и, наконец, третьих, не выдающихся ни в одном, ни в другом, посредственных. Третьи — большое число, а первые и вторые — элита». Преобладание людей «мышечных» и «духовных» над «посредственными» отразилось в составе православных святых. Владимир Соловьев подметил, что невозможно найти между святыми «купца, или дьяка, или приказного, или мещанина, или крестьянина — одним словом, какой бы то ни было профессии, кроме монахов и военных».
В эпоху средневековья окончательно формируется и приобретает особую популярность идея о разделении общества на три социальных слоя: “молящихся” (oratores), “воюющих” (bellatores) и “трудящихся” (laboratores). В этой классической форме, собственно, и зафиксирована идея неравенства, являющаяся определяющим вектором развития человеческого общества.
Вызывающий аристократизм Ницше мешает осознанию возвещенной им же истины — историю творят «колдуны» и «воины». «Работники» — всего лишь объект, вечный «навоз истории». История как «живое творчество масс» — льстивая утопия колдунов— лицемеров. Таким образом, власть имеет двойную природу — СВЕТскую (власть силы) и духовную (сакральную).
Нерушимость этого двуединства сказалась на результате средневековой борьбы пап с императорами. Ж. Ле Гофф пишет об этой борьбе следующее: «…Отношения глав христианского мира демонстрировали соперничество на самой вершине двух господствующих, но конкурирующих между собой церковной и светской иерархий, священников и воинов, шаманической власти и военной силы. Став христианами, варварские короли пытались вернуть себе ту власть царя-жреца, которой обладали франкские языческие вожди — “reges criniti”, косматые цари коротковолосого народа, в чьих длинных волосах таилась чудодейственная власть царей, подобных Самсону. Со стороны папы подобные попытки присвоения императорских функций особенно ощутимы с VIII в., с создания подложного "Константинова дара”. «Ничейный» исход этой борьбы — папа сумел помешать императору и королю присвоить себе священнические функции, но ему не удалось захватить светскую власть — был в пользу священства. Распределение «мест слагаемых» в средневековой триаде «oratores», «bellatores», «laboratores» «делает воинов защитниками церкви и религии, подчиняя их тем самым священникам». Шаманическая власть, правда в сильно очищенном виде, поглотила воинскую доблесть.»[4]