— То есть сперва давали… Пока, как ты говоришь, не примелькался. Городок-то у нас маленький, нищих этих почаще менять надо!
— Инвалид, говоришь? В Чечне воевал? А он, часом, не буйный? Знаю я всех этих афганских да чеченских ветеранов…
— Какое там буйный! — горячо воскликнул Яков. — Да и не побуянишь особо без ног… А еще он на аккордеоне отлично играет. Прикидываешь — не просто деньги клянчит, как вокзальные бомжи на опохмел, а под гармошку песни поет! Да как поет! Он у меня то ли в филармонии, то ли в консерватории учился! — с гордостью закончил он.
В этот момент послышался стук в дверь.
— Кто там еще? — бросил Федоров недовольно.
Дверная створка осторожно отошла назад, и в проеме показалась лохматая, нечесаная голова пацаненка Саши.
— Дядя Яша, тетя Галя сказала, чтобы я за сигаретами в город сбегал, а какие купить — не сказала.
— Что, еще не выучил, каким табаком я трубку набиваю? — Хозяин швырнул в мальчонку пустой пачкой. — «Мальборо» возьмешь… Обожди, куда намылился, отпустил я тебя, что ли?!
Саша вопросительно взглянул на Якова.
— Сгоняй-ка на вашу половину, привези сюда Диму безногого… И аккордеон не забудь, — последовал приказ. — И дуй в киоск, пока не закрылся…
Минуты через три Саша вкатил в зал инвалидную коляску с Димой. Он вез ее осторожно, следя, чтобы колеса не зацепились за дверные косяки. Поставив коляску с Ковалевым перед столом, Саша сбегал и за аккордеоном.
На лице Егора промелькнула живая заинтересованность.
— Филармонию, говоришь, закончил?
— Ага, — кивнул Яша, делая зверскую гримасу безногому — мол, поддержи.
— А как ты в Чечню попал? — этот вопрос адресовался Диме.
— Как все, — буркнул тот равнодушно — несомненно, на подобные вопросы Мите приходилось отвечать неоднократно. — Из военкомата повестку прислали, «покупатели»-офицеры приехали, и в учебку.
— Так действительно в филармонии учился?
— В консерватории, — ответил инвалид зло.
— Ну, а сыграть что-нибудь сможешь? — Егор кивнул на аккордеон.
— Смогу…
— Давай.
— Только в него сперва водочки граммов двести надо влить, тогда артистизм появится, — прокомментировал Яша.
Набулькал в стакан водяры, протянул кусок хлеба, скомандовал:
— Пей.
Выпив, Дима откашлялся в кулак и, зажевав корочкой, растянул меха, разыгрывая руки, пробежался заскорузлыми пальцами с черепаховыми ногтями по клавиатуре…
Будучи человеком неглупым, Ковалев прекрасно понимал, к чему затеяна демонстрация его музыкальных талантов. Да и присутствие посторонних объясняло многое. Но теперь, сидя перед этими черномазыми работорговцами, Дима хранил полное равнодушие.
Хотят его продать или обменять?
Ну и хрен с ним.
Лучше ему от этого не будет. Правда, не будет и хуже…
затянул инвалид самый популярный базарный хит.
Егор выслушал, не перебивая, и, кажется, остался доволен. Профессионально-цепко оценил безногого взглядом, прикидывая, способен ли такой человек вызывать жалость и сострадание прохожих…
— И сколько ты песен знаешь? — спросил гость.
— Не считал.
— А нашу какую-нибудь сумеешь?
Дима вновь растянул меха…
запел он залихватскую цыганскую песню. И так же на одном дыхании довел ее до конца.
— Браво, — осторожно похлопал в ладоши Егор, оборачиваясь к хозяину.
— Галя! — крикнул Яша и, дождавшись жену, распорядился: — Увези Диму…
Вне сомнения — чеченский инвалид-ветеран сильно впечатлил Егора. И это не укрылось от глаз хозяина. Конечно, ковать железо лучше, когда оно горячо, именно потому Яков, не мудрствуя лукаво, сразу же назвал цифру:
— Менять не буду. Только за деньги. Штука.
— Что? — Услышав стартовую сумму, гость едва не свалился со стула. — Сколько?
— Девятьсот пятьдесят, — поправился Яша.
— Чего?
— Баксов!
— Ты что — водки перепил или с ума сошел?
— А сколько он, по-твоему, стоит?
— Да сотка баксов — красная цена!
— Это ты с ума сошел! — Яшу настолько поразила предложенная сумма, что, казалось, сейчас он набросится на собеседника с кулаками. — Его коляска сто двадцать стоит!
— Так ты его и с коляской продаешь?