Спустя минуту грязно-синий «Форд-Скорпио», описав во дворе правильный полукруг, выехал на пустынную улицу. А Сергей Иванович Корнилов — окровавленный, с разбитой головой — так и остался лежать на снегу рядом с пустой инвалидной коляской…
Минут через десять после того, как бандитский «скорп» выкатил со двора, Сергей Иванович пришел в себя. С трудом поднялся на четвереньки, тупо посмотрел на кровавую лужицу на снегу и, встав на ноги, словно лунатик, побрел к своему подъезду.
К счастью, Елена Николаевна Корнилова не растерялась, не стала причитать и голосить при виде избитого мужа — наскоро обмыв ему рану на голове, она вызвала по телефону милицию и «Скорую».
Менты и врачи прибыли почти одновременно — минут через двадцать после случившегося. Пока доктор осматривал рану Сергея Ивановича, милицейский оперативник допрашивал хозяйку.
— Я ничего не видела, — всхлипывая и поминутно утирая платочком глаза, вздыхала Елена Николаевна. — Сын наш, Илья, нашел у рынка однополчанина, вместе в Чечне воевали. Дима Ковалев — ну, однополчанин-то этот — инвалид, безногий.
— Это который на базаре на каталке сидит, матерные песни под гармошку поет? — уточнил мент и непонятно почему улыбнулся.
— Ну, сидел на рынке, было…
— Ну, а дальше-то что?
— Сегодня с утра в военкомат собрались. Документы у Димы потеряны, ну, сынок мой и решил ему помочь. — Боясь расплакаться, Елена Николаевна говорила медленно, с трудом подбирая слова. — Может, военком запрос сделает, чтобы пенсию Диме оформить, может, какое единовременное пособие… Илья коляску-то выкатил, а минут через десять сосед нам звонит, Сергей Михайлович, и говорит: там, мол, во дворе, сына вашего бьют.
— Кто бьет?
— Да он и не рассмотрел, — ответила мама Дембеля таким тоном, будто бы она была в этом виновата. — Сережа мой как раз из ванной вышел, телефонную трубку схватил, выслушал, куртку на плечи, ремень в руки — и во двор. И вот вернулся такой…
— А куда ваш сын с этим безногим гармонистом делись? — последовал вопрос.
— Отец говорит, вроде в машину затолкали и повезли куда-то.
— Марка машины? Номер? Цвет? Количество нападавших? Во что были одеты? Возраст? Приметы? — заученно затараторил мент.
— Вы у мужа сами спросите, меня там не было. — Корнилова кивнула в сторону соседней комнаты, где молоденькая медсестра со «Скорой» обмывала окровавленную голову пострадавшего.
— Успеем еще, — отмахнулся оперативник.
Выяснив номер квартиры соседа Сергея Михайловича, менты двинулись к дверям.
— Вы кого-нибудь подозреваете? — спросил опер на прощание.
— Да… нет, не знаю, — засмущалась Елена Николаевна.
Конечно, запуганная женщина не то что подозревала, а была уверена, что это дело рук бандитов, регулярно взимающих «местовые» на рынке. Однако не спешила делиться своими соображениями с милиционерами…
Кто мог поручиться, что менты не связаны с бандитами? Ведь продажность милиции известна в России даже дошкольникам…
— Так «да» или «нет»? — деловито уточнил оперативник.
— Да не знаю я, — вздохнула Корнилова и наконец, дав волю чувствам, расплакалась.
— Вот видите: машину не запомнили, цвет и номер не знаете, сколько этих хулиганов было — тоже неизвестно, — вымолвил оперативник с явным неудовольствием. — Как нам прикажете их искать? Ладно, скажите своему мужу, чтобы вечером зашел в ГОВД.
За окнами, обрамленными жидкими кисейными занавесочками, колыхался тяжелый фиолетовый сумрак, кое-где подкрашенный неверным желтым светом фонарей да зажженных окон противоположных домов. Сквозь раскрытую форточку то и дело доносился звук автомобильных клаксонов, шум моторов. Ходики на стене незаметно отсчитывали время, старенький холодильник на кухне то и дело дребезжал стеклом, и все эти звуки заставляли Елену Николаевну нервно вздрагивать…
Минуло уже три часа, как Сергей Иванович пошел в горотдел милиции. Пошел как пострадавший, в надежде на справедливость. Пошел как отец — с полной уверенностью, что родная милиция поможет разыскать сына и его друга-инвалида. Пошел как законопослушный гражданин — куда, в конце концов, ему еще обратиться?
Перед походом отца в ГОВД в квартире состоялся семейный совет: что ментам можно говорить и чего говорить нельзя.
«Давай скажу все, как было, — поправляя окровавленную повязку на голове, горячился Сергей Иванович, — и про рынок, и про «местовые», и про тех уродов, и про то, как Илюха с ними дрался…»