Однако сознание пленника работало четко: Илья лихорадочно искал выход, прикидывая плюсы и минусы своего положения.
Искал, но не находил…
Плюс был один-единственный: для бандюков он по-прежнему оставался без сознания.
Все остальное представлялось огромным минусом: и численный перевес бандюков, и оружие, наверняка бывшее у кого-нибудь из них, и ощущение собственной физической разбитости, и самое главное — близкая перспектива стать «жертвой дорожно-транспортного происшествия».
Еще четыре дня назад Илья и не подозревал, что может попасть в такую жуткую историю. Да где еще попасть? В родном городе! Он, движимый праведным чувством обиды за оскорбленную мать, решил наказать негодяев. И что в итоге? Старики-родители, по сути, выброшены на улицу, друг, которого он так внезапно обрел, потерян навсегда, а его, нормального пацана, везут, чтобы раздавить машиной.
Надеяться было не на что: разве что на какую-нибудь особую удачу или оплошность этих бритоголовых…
Ход мыслей нарушил хрипловатый голос Сникерса:
— …Слышь, Антип, вон у стоянки такси меня высади. Обожди немного, щас с Прокопом перебазарим, и обратно покатите.
Беседа с розовощеким была недолгой, и минуты через две Прокоп опять сел в машину.
— Слышь, чуть не забыл. — Кривоносый хотел было двинуться к такси, но вернулся к «скорпу».
Антип нажал на кнопку стеклоподъемника, высовывая наружу лобастую голову.
— Что еще?
— Ствол возьмите. — Оглянувшись по сторонам, Сникерс быстро сунул в окно вороненый «ПМ».
— На кой он нам? — удивился Антип, но оружие взял.
— Ну, мало ли…
— Да и так управимся. На хрена в тачке конкретную статью возить? Мало ли что — менты проверят, то да се…
— Бери, бери… — кивнул Сникерс, отходя от машины. — Вернетесь в город — сразу мне на мобильник звоните. Ну пока, успехов вам, пацаны.
— И тебе всего лучшего.
Описав на пустынной улице правильный полукруг, «Форд-Скорпио» покатил в обратном направлении.
Первые минут пять Антип и Прокоп хранили молчание. Было лишь слышно, как в салоне ровно и зловеще гудит отопитель да в днище машины иногда попадают мелкие камешки.
— Что он тебе говорил? — наконец поинтересовался Антип.
— Ну, рассказал, как этого героя давить надо, — хмуро ответил собеседник.
— И как?
— Минут через десять придорожное кафе будет, там водярой торгуют. Взять пару поллитрух, влить в него, потом завезти на развилку… Знаешь, где асфальтовая дорога в сторону старой свалки идет?
— Знаю. И что?
— Ну… Обождать минут двадцать, пока опьянеет… Положить на дорогу и медленно переехать. А потом проверить, жив или нет. Получается — вроде как смерть нетрезвого пешехода при переходе пустынного шоссе. А если нарисовывается свидетельство о смерти, то его подпись на обменных бумагах и вовсе не нужна.
— А Жора, бля, сука… — с неожиданной злобой резюмировал водитель, обходя на скорости тяжелогруженый самосвал.
— Почему сука? — забеспокоился Прокоп.
— Хрен его знает — вправду его Злой вызывает или нет. Может, трындит. Может, зассал, а потому и придумал, что дело у него срочное. А нас, если что, по мокрухе повяжут. Как пить дать.
— Говорит, не повяжут, — попытался успокоить его розовощекий. — У Васи, мол, все менты куплены. И дорожные — в первую очередь. Ты сам-то где права покупал?
— Почему не повяжут? Я вот точно знаю: если ментовские следователи начнут такое дело по полной программе раскручивать, то и цвет машины установят — на одежде микрочастицы краски всегда останутся, и марку… По следу протектора. Да и многое другое. Соберут в мусарне всех подозрительных водил, у кого такие тачки есть, скажут — на первый-второй рассчитайсь, и начнут бить по ребрам: сперва первых, затем вторых.
— Да ладно тебе жути гнать, — хмыкнул Прокоп. — Мы-то с тобой ни в первые, ни во вторые не попадем. Водила мог быть транзитником. А чуть что — к Васе. Да и Сникерсу не с руки нас подставлять. Мы-то теперь все одной веревочкой повязаны будем. А вон и кафешка… Давай тормози!
Слева от шоссе темнело придорожное кафе с трогательной надписью «Обеды, как у мамы». Это был списанный строительный вагончик, снятый с колес. Таких придорожных забегаловок немало на российских трассах. Но кормят там далеко не по-домашнему. Предлагают обычно лишь бутерброды с засохшей колбасой, супы из китайских концентратов, холодные слипшиеся макароны, облитые желтым поносом гуляша, да помойного свойства кофе. Ну и, естественно, водку: какое же дальнее путешествие обходится без нее?!
Прокоп бросил быстрый взгляд на Корнилова — пленник по-прежнему не подавал признаков жизни. Извлек из внутреннего кармана куртки бумажник, пересчитал купюры…
— Слышь, если этот хер моржовый в себя придет и рыпнуться попробует — сразу по голове бей, — посоветовал он, выходя из машины. — Я мигом…
— Слышь, Прокоп, — приоткрыв дверку, крикнул водитель, — ты не два пузыря покупай, а три…
— Зачем столько?
— Ну… Надо. Потом объясню. Давай.
Илья незаметно приоткрыл глаза. Сантиметрах в тридцати от него маячил массивный бритый затылок Антипа. Бандит по-прежнему был убежден, что пленник еще не пришел в себя. Вот если бы сейчас легонько придушить его, выбросить из машины, пересесть за руль и попытаться скрыться!
Дембель уже приподнял правую, свободную руку, уже примерился, как схватить Антипа за горло, но в это время боковым зрением различил силуэт Прокопа — розовощекий бандюк уже возвращался к машине. Руки его тяжелил целлофановый пакет.
Момент был упущен, ведь пленнику следовало не только придушить водителя, но и успеть пересесть на его место, завести машину и рвануть по трассе! А ведь свободной по-прежнему оставалась лишь правая рука…
— Купил?
— Ага. — Открыв дверку, Прокоп поставил пакет на переднее сиденье, а сам плюхнулся рядом с Ильей. — Три флакона, как ты и хотел. Слышь, а я не понял: на хрена в него столько водяры вливать?..
— А нам? — сказал Антип.
— Нам? И тебе? Ты же за рулем!
— Ты человека когда-нибудь машиной давил?
— Ну, нет еще…
— Вот и я нет. Для храбрости вмазать надо. Для поднятия духа. Понимаешь?..
Темно-серая лента узкой асфальтовой дороги поднималась на покатый холм, теряясь за возвышенностью. Слева белела небольшая березовая рощица, справа темнел заснеженный овраг, поросший вечнозеленым ельником. В этот тихий и умиротворенный пейзаж не вписывались только грязно-синий «Форд-Скорпио», застывший на обочине, да три человеческих силуэта у передка машины.
На теплом еще капоте машины была расстелена половинка газеты, и ветер трепал ее неровный рваный край. Бутылка «Московской» с ядовито-зеленой этикеткой, раскрошенный батон белого хлеба, огрызки сосисок, плавленый сырок, похожий на бивень мамонта…
И трое молодых мужчин с пластиковыми стаканчиками в руках.
С первого взгляда можно было подумать, что троица эта — закадычные друзья, братья-водители, закончившие долгий путь и теперь заслуженно отдыхающие.
Но только с первого взгляда.
Друзьями были лишь двое: крепко сбитый молодой человек в короткой кожаной куртке, похожий на откормленного бычка, да розовощекий блондин с маленькими кабаньими глазками и огромной золотой печаткой на безымянном пальце. Третий же — молодой высокий мужчина с русыми волосами, — наоборот, был им врагом. Разбитое в кровь лицо, сизый кровоподтек в правом подглазье, рассеченный лоб, завязанная за спиной левая рука… И поили его горькой водярой вовсе не для того, чтобы расслабить нервы после долгой дороги…
«Тройка» в России — число магическое. Три богатыря и три медведя, три человека в составе суда и три года, которые обычно ждут обещанного… А потому и выпивка на троих — вещь вполне нормальная. Но ненормально и неестественно выпивать, понимая, что меньше чем через час двое собутыльников бросят тебя под колеса машины, на которой сюда привезли. А пить за упокой собственной души и вовсе дико.