— Давай, герой, пей, чтобы на том свете тебя хлебом-солью встретили! — нервно хохотнул Прокоп и, чокнувшись с Дембелем, отправил содержимое пластикового стаканчика в свою утробу.
— Вишь, какие мы добрые! — Отставив стаканчик, Антип потянулся к сосискам. — Еще в старые времена перед казнью преступнику полный стакан наливали!
— Я б тебе, гнида, мочи ослиной налил, — спокойно ответил Корнилов, но тем не менее выпил.
Илья знал: у него еще есть время. Пока эти гады не вольют в него и в себя всю водяру, лежащую в целлофановом пакете, они не успокоятся. Водяры — чуть меньше полутора литров. Даже с учетом того, что ему, Дембелю, бандюки наливают полный стакан, а себе лишь на донышко, времени остается где-то минут двадцать.
Двадцать минут — это немало.
За двадцать минут можно успеть многое… Главное теперь — усыпить их бдительность. Главное — показать, что воля к жизни покинула пленника навсегда, что он уже не человек, а безответная жертва, готовая скорее принять смерть, лишь бы избежать дальнейших мучений.
Прокоп достал пачку «Мальборо», зашелестел целлофаном обертки, закурил и, подумав, протянул сигареты Дембелю.
— Кури, — великодушно разрешил он.
Закурив от поднесенной зажигалки, Илья задумался. Глубоко затянулся, стряхнул пепел под ноги, скосил глаза налево, затем направо…
Зажженная сигарета — это хорошо. Какое-никакое, а оружие. Лучше, чем вообще ничего. Правда, Сникерс на прощание оставил Антипу ствол, но тот уже поддатый, да и стрелять-то по-настоящему вряд ли умеет. А тем более — по быстро удаляющейся мишени.
— Слышь, Прокоп, или как там тебя, — не глядя на розовощекого, спросил Илья глухо. — А если переиграть, а?
— Что — на подпись созрел?
— Ну, созрел… Пацаны, я все понимаю: у вас — своя работа, у меня — своя. Ну, погорячился я тогда на рынке, виноват, признаю, — продолжал бубнить Илья. — Так ведь не валить же человека за это!
— Поздно, — захмелевший Прокоп властно поджал толстые губы. — Раньше надо было думать. Когда граблями своими на нас махал. Когда башкой своей дурной о стенку бился. Когда всех нас на хер посылал. Когда героя из себя кор…
Прокоп продолжить не успел: тлеющая сигарета Ильи падучей звездой впечаталась ему в щеку. Дембель целил в глаз, но в самый последний момент бандит инстинктивно отвел голову…
Впрочем, и этого было достаточно: дико закричав, Прокоп нелепо упал на спину, прикрывая ладонями лицо.
Все произошло столь быстро и неожиданно, что его напарник не успел отреагировать: резкий удар ноги в пах негодяя — и тот, истошно завыв от боли, свалился под бампер «скорпа».
Теперь все решало время — счет пошел на секунды.
Короткий хук свободной правой в челюсть розовощекого, выверенный прыжок в сторону — и Илья, цепляясь одеждой за кустарник и царапая в кровь лицо, скатился на дно оврага.
Дембель бежал не разбирая дороги и не оборачиваясь, больше всего боясь, чтобы бандиты не бросились за ним в погоню. Он не знал, сколько продолжалось бегство — минуту, пять, десять или целую вечность.
Кровь приливала к вискам, левая рука, заведенная назад, онемела до трупного окоченения — Илья давно уже перестал ощущать даже кончики пальцев. Но он, почти по колено утопая в вязком снегу и талой воде, упорно пробирался вперед. Он даже не оборачивался назад — к чему терять драгоценное время?
Вскоре овраг закончился, и беглец принялся подниматься по склону. Там, наверху, чернели бесформенные кучи мусора, рыжели проржавленные кузова машин и сладковатый запах тления щекотал ноздри.
Там, наверху, на старой городской свалке, было спасение. Даже если те бегут по его следам, оставленным в снегу, на свалке следы обрываются. Наверху нет снега, там лишь мусор и тлен, в которых при всем желании не оставишь следов…
Неожиданно со стороны трассы донеслись два далеких гулких выстрела, а затем — еще два. Стреляли явно наугад, беспорядочно, не целясь, и Илья понял очевидное: Антип и Прокоп вряд ли станут его преследовать. Если они сразу не побежали по следам на снегу, то к чему бесцельно тратить патроны?
— Мы еще повоюем… — пробормотал он и, вконец обессиленный, свалился в лужу.
Талая вода натекала за шиворот, приятно холодила разгоряченное лицо, намокшие волосы липли к ране на лбу.
— Хрен вам в глотки, — приподнявшись на локте, Дембель обернулся в сторону оврага, за которым темнела пустынная трасса. — Хрен вам всем…
Глава 7
Нет ничего проще, чем давать обещания самому себе. Бросить курить с понедельника. С первого числа следующего месяца начать бегать по утрам. С первых же свободных денег раздать все долги. Наточить все ножи в доме. Не пить в гостях больше трехсот граммов, а если больше, то только под закуску.
Но благими намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Как бы заманчиво ни выглядели такие обещания, они чаще всего остаются невыполненными. И уж лучше не давать самому себе клятв, не насиловать совесть заверениями, чтобы не было потом стыдно за бесцельно произнесенные слова…
…Всякий раз, отправляясь к Васе Злобину, Сникерс обещал себе твердо: все, хватит, на этот раз он не будет отводить глаз под тяжелым взглядом своего бывшего тренера, не будет пугаться его васильковых, чуточку навыкате зенок, а если и почувствует себя в разговоре со Злым неуютно, то ни за что не станет этого демонстрировать.
Да и чего бояться?!
Он, Жора Глинкин по кличке Сникерс, — нормальный пацан и никакого западла Васе за свою жизнь не сделал. Скорее, наоборот, только добро. Он служит ему верой и правдой. И по первому слову Злобина готов перегрызть глотку любому. Только «фас» скажи… Было уже такое несколько раз — и пустынная дорога в сторону заброшенной свалки, и окровавленный труп «жертвы дорожно-транспортного происшествия». И не только такое.
Сказал ему Вася: позарез нужно забрать хату на Спиртзаводской — он, Жора, исполнил. Сказал: время поджимает, а потому надо соорудить несговорчивому клиенту безукоризненное дорожно-транспортное происшествие — он, Жора, поручил это Прокопу с Антипом. Ничего, справятся, хоть и новички в этом деле… Сказал Вася: бросать все и мчаться с обменными бумагами к нему домой — вот он, Жора, и примчался.
Только в глаза злобинские по-прежнему смотреть не может, как ни клялся себе по дороге не отводить взгляд…
Вот уже минут десять Сникерс сидел на кухне злобинской квартиры. Сидел набычившись, курил сосредоточенно и наблюдал, как хозяин деловито просматривает нотариальные документы. Злой выглядел спокойным, ленивым и чуточку рассеянным и лишь изредка постреливал глазами в сторону гостя — то ли пытался определить, не скрыл ли тот от него что-нибудь важное, то ли так, по давней привычке. Ведь теневой хозяин города, человек умный, жесткий, волевой и проницательный, наверняка знал, какие чувства испытывают люди под его взглядом…
Ощущая на себе давление поганых, вурдалачьих глаз Злобина, Сникерс чувствовал, как по спине его пробегают холодные мурашки. Он вспоминал о своем недавнем обещании не отводить взгляда и стыдился этой клятвы. Знал, что нет его вины перед Васей, и все-таки не поднимал головы. Но знал и другое — выйдя из этой квартиры, он, Жора, в который уже раз будет укорять себя за малодушие.
Закончив просмотр документов, Злой равнодушно бросил растрепанную пачку бумаг на стол.
— Вроде чисто сделали… Так что, говоришь, герой этот отказался свою подпись ставить?
— Я ж тебе по «ручнику» час назад говорил. — Сникерс осторожно поднял голову, взглянул на собеседника, но тут же уставился в стол. — Грит, мол, руки развяжите, тогда подпишу. Ну, мы ведь не знали, что он задумал. А он, гнида такая, сразу головой о стену. Зассал, видно, когда про шприц с бензином услышал.
Злобин кивнул ободряюще — мол, продолжай, что дальше-то было.
— Слышь, Вася, никак в толк взять не могу: а чего это ты решил его… Ну, типа как завалить. Мы б с ним до вечера по полной программе поработали — что угодно бы подписал, хоть продажу папы с мамой.