— А ты откуда знаешь? — ротный заржал еще громче. — Уже и в бригаде знают?
— Да нет. — я вытянул из под вороха тёплых вещей бутылку белой и подошел к запорошенному снегом столу. — Я же летом вместе с Кириченко на две ночные засады ходил. А Антонов был огнемётчиком и как-то он изготовился к стрельбе так, что я оказался в двух метрах позади его «шмеля». Я тогда успел скомандовать «Отбой». Так что тебе на стрельбище повезло, что он только лишь из «мухи» стрелял.
— Эт-точно. — произнес ротный, поднимаясь со своего казенного ложа.
Я тем временем уже распечатал стеклянную ёмкость и разлил по пятьдесят грамм на каждого.
— Ну что? стопки и глотки к бою готовы! можно начинать… — Сказал я. — У тебя тут какой-нибудь сухпай не завалялся?
— Сейчас посмотрим…
Первая рота оказалась хоть чем-то богата… Александр Иванович выложил на стол нехитрую закуску и поднял свою кружку.
— Давай ка помянем Олежку Кириченко… Кулинковича и Жанну… вторую девушку я даже не знаю как зовут… Пусть земля им будет пухом.
Не чокаясь мы выпили и немного помолчали.
— Я ещё летом Олежке говорил, что с такими у…банами можно влететь в такую переделку… У меня от их выкрутасов волосы дыбом становились.
Я раздраженно смахнул снежную крупу на пол, после чего вытер ладонь о штанину. Пуданову было наплевать на снегопад и он только лишь убрал в стол сложенное расписание. Огненная вода теплой волной разлилась внутри зябнущего тела… Спешить нам было некуда и сейчас мы могли поговорить в спокойной обстановке. Как это заведено давным-давно, при употреблении горячительных напитков командирские души оттаивают настолько сильно, что оковы субординации с треском спадают с каждого разбуженного организма, после чего происходит полное раскрепощение ума, а тем более языка… И вот теперь, после первого прилива чувства свободы, мы приступили к откровенному обсуждению… Ну естественно своей военной службы…
— Да-а… — проворчал ротный.
— Жалко ребят! — вздохнул я.
Из четверых недавно погибших я знал лично только Олега, да и то всего лишь несколько дней. Тем не менее я испытывал горечь и обиду за трагическую смерть этих парней и девчонок, которым едва-едва минуло за двадцать…
Александр знал их гораздо больше и лучше, а потому переживал ещё сильнее…
— Вот это хуже всего!.. Когда из-за бестолковых солдат погибает командир… Одно дело — если безмозглый срочник сам себя подведёт под монастырь… или такие же бойцы-товарищи по его тупости на тот свет отправятся… Это конечно тоже плохо, но как-то особенно неприятно мне, тебе, да и всем остальным офицерам умирать по вине своего же подчинённого.
Я молча усмехнулся и как-то машинально придвинул свою кружку к бутылке: видимо подошло время поддать уже по второй… Ведь на дворе-то продолжал стоять не май месяц.
— Да я как-то и не тороплюсь. Всему свой срок… — произнёс я. — У нас, в Чирчикской учебке старший лейтенант Бондаренко перед боевым гранатометанием построил два наших взвода и рассказал нам трогательную историю самопожертвования советского офицера. Короче, один молодой солдатик выдернул кольцо из запала, а потом по своей неопытности выронил гранату на дно окопа. Стоящий рядом командир вытолкнул бойца на поверхность, а сам лег грудью на ЭФ-ку или РГД-шку, уже не помню. Понятное дело, что она сработала и человек погиб.
— А чего же сам он наружу не выскочил? — ухмыльнулся ротный. — Пока горит запал три-четыре секунды, я бы успел и сам вылезти! а ему жить что-ли надоело?! Или орден посмертно хотел получить?
— Ну я точно не знаю, кажется ему медаль дали. Вернее, его родителям… Но тогда, после такого душещипательного рассказа все мы расчувствовались и прониклись огромным уважением к нашим командирам, которые готовы умереть ради спасения жизни молодых и зелёных солдат. И в этот самый проникновенный момент старший лейтенант Бондаренко завершает данную героическую эпопею следующими словами: «Сынки, запомните раз и навсегда! Я не такой дурак, чтобы погибать из-за какого-то тупорылого солдата. У меня — ребёнок, жена и старенькие родители. А вам уже не раз объясняли и показывали, как бросать боевые гранаты. Поэтому если вы в окопе вдруг выроните гранату из своих трясущихся ручонок, то я вас закрывать грудью не буду, а спокойно и неспеша вылезу наружу. И подрывайтесь там сколько вам угодно. Получите потом посмертно значок «Отличник Советской армии»».
Меня невольно разбирает смех… Хоть и прошло с того случая восемь лет, но пережитые эмоции до сих пор производили на меня сильное впечатление…
— Ну и что потом? — поинтересовался Пуданов.