Прошел целый год. Однажды я наткнулся в одной из газет на заметку под названием «Белый вождь черного племени». К заметке прилагался снимок не очень хорошего качества. Но все же я узнал этого вождя. На фотографии в окружении диких и голых африканских негров восседал Вальдес собственной персоной. В набедренной повязке и с копьем в руках.
Я написал письмо автору - знаменитому польскому путешественнику Войцеху Жмуде, облазившему джунгли всего мира. Я попросил рассказать об этом случае поподробнее. Честно говоря, я не очень-то рассчитывал на ответ. Однако уже через две недели я обнаружил в своем почтовом ящике письмо.
«Уважаемый Демид Коробов, - написал мне Вой-цех Жмуда. - Действительно, встреченный мною в африканском экваториальном лесу белый человек - явление более чем необычное. Он не назвал своего имени, но упомянутое вами слово «Вальдес» приводит меня к мысли, что вы действительно знакомы с этим человеком и можете пролить свет на загадку таинственного его появления в малодоступных джунглях близ границы Конго и Камеруна. Посему расскажу вам некоторые подробности этого приключения - признаться, не самого приятного в моей жизни.
В этом племени африканских пигмеев, живущем совершенно изолированно и ведущем первобытный образ жизни, основанный на собирательстве и охоте, мне приходилось бывать уже два раза, в последний раз - три года назад. Наречие их принадлежит к группе банту и близко к языку бабинга, которым я неплохо владею. Поэтому мне без труда удалось завязать дружеские отношения с этими людьми - не испорченными цивилизацией, простыми и, в сущности, весьма добродушными. Однако же на сей раз я, подходя к границе обитания племени, обнаружил вооруженных луками часовых, чего раньше никогда не бывало. Меня довольно грубо связали и привели к старейшине племени. «Новый Великий Вождь» - так аборигены называли его.
Можете представить мое удивление, когда я увидел, что «Новым Великим Вождем» является человек европейской расы. Более того, он был блондином с голубыми глазами, с абсолютно белой незагорелой кожей. Судя по всему, кожа его, как у альбиноса, не переносила яркого солнечного света, оттого он все время прятался в накидку с остроконечным капюшоном, сшитую из местной ткани. Снял он ее только тогда, когда позировал мне для фотографии.
Поначалу он отнесся ко мне весьма агрессивно. Он приказал меня убить. Удивило меня также то, что он совершенно не знал местного языка и отдавал свои команды через хромого и однорукого старика, служившего ему переводчиком. Сам же он разговаривал на чистейшем испанском языке. «Сожгите этого чужака, - сказал он. - Все белые люди - грешники и еретики. Только костер очищает их души. Если вы не будете сжигать их, они быстро превратят вас в рабов и увезут вас на большой остров за морем».
К счастью, я хорошо говорю на испанском (так же, как и еще на шестнадцати других языках). Я воскликнул: «Господин Великий Вождь! Вы абсоютно не правы, утверждая, что я - грешник и еретик. Я - примерный католик!» Кажется, слова мои заинтересовали его.
«И чем же ты можешь доказать свою праведность?» - спросил он. Я быстро заговорил, цитируя первые пришедшие мне на память слова Блаженного Августина. Он заинтересовался еще больше, велел развязать меня и беседовал со мной около шести часов кряду, чем, честно говоря, привел меня в крайнее утомление. Однако я спасал свою жизнь, и мне пришлось терпеливо слушать его и поддакивать ему во всем. Предмет нашей беседы представлял собой в основном средневековую историю. Сам я по образованию историк, однако же он потряс меня глубочайшими, подробными познаниями в этой области. С другой стороны, знания его были совершенно однобокими - он желал говорить и говорил только о том, что касалось католической инквизиции. При этом он восхищался деяниями инквизиционных трибуналов и постоянно высказывал сожаление, что оных не существует в нынешнее, греховное и развращенное время.
Уже через двадцать минут беседы мне стало ясно, что передо мной - душевнобольной человек. Он с гордостью рассказал мне, что установил в своем племени «правильные инквизиционные порядки». «Я искореняю ересь среди этих людей, - заявил он. - Каждый месяц я выявляю здесь одного-двух проклятых лживых еретиков. Я учиняю им суровый справедливый допрос (очевидно, он имел в виду пытки), а потом отдаю их в руки Бога через сожжение на костре!»
О какой ереси среди несчастных туземцев он мог говорить, если даже не удосужился до сих пор выучить их язык? Почему эти люди подчинялись ему, позволяя издеваться над собой самым жестоким образом, хотя могли бы без труда убить его? Все это осталось для меня загадкой. Возможно, они воспринимали его как некое божество - злобное и непонятное. Они откупались от него, отдавая ему в жертву своих людей. Для меня стало совершенно очевидно, что немногочисленное племя скоро может вымереть, попав под власть подобного сумасшедшего, помешанного на убийствах.