Они все в театры ходили, на тусовки какие-то. Она ведь вроде как художница была. Юное дарование! Чем она его охмурила, понять не могу. Он ведь простой парень был до этого. И вот я узнала, что у нее самой выставка намечается небольшая. Рисунки ее, то есть. Ну, я пробралась туда накануне. Это ж просто в клубе каком-то дурацком было. Ни охраны, ничего. Прошла просто вечером, открыла дверь. А там три комнаты этой мазни. По стенам развешано. Я увидела – чуть не упала! Это ж надо, на кого променял меня мой ненаглядный! Ни черта понять невозможно! Кружочки какие-то, треугольники пестрые. Как курица лапой. А если люди – то все синие, страшные, носы набок свернуты. «Ладно, – думаю, – устрою я тут тебе художество!» Эх, я и повеселилась тогда! Вовек не забуду! Я сперва рвала их просто, а потом надоело. Я ручку достала и подрисовала кое-что этим уродцам. И написала все, что я думала. Я потом домой шла и прямо подпрыгивала. Мне уже больше ничего не надо было! Вот это кайф был! Честно...
– Что-то мне не понравилось в твоем рассказе, милая... – задумчиво произнес Ираклий. – А, вот что! Нельзя употреблять слово «кайф». Это плохое слово, уродливое. Есть же простое русское слово «счастье». И это не просто слово, дети мои! Это – символ! Это то, ради чего мы живем. И как видите, достичь его – совсем просто. А что касается твоей маленькой мести... Ты была права, дочь моя. Ты была полностью права. Эта негодяйка обидела тебя. И ты имела полное право отомстить ей. Не допускайте унижения себя, ибо вы – лучшие, и если кто-то встал на вашем пути, он посягнул на лучшее. Да, вас обижали всю жизнь. Такова правда – большинство из вас слабы телом, слабы духом, вы не сумели найти себя в этой жизни, будучи вытеснены с лучших мест более наглыми и приспособляемыми людьми, готовыми переступить и через дружбу, и через совесть, и через любовь ради наживы. Но говорю вам – вы найдете себя здесь. Нас мало сейчас, но будет все больше и больше! Вы будете поддерживать друг друга, и дух ваш окрепнет, и перестанете вы бояться врагов своих. Ибо я с вами, дети мои...
Игорь снова отвлекся от речи отца Ираклия, текущей непрерывным потоком. Он скосил глаза на девушку, которая сидела справа от него. При лунном свете обнаженная грудь ее белела ровным молочным светом. Игорь представил – вот эти треугольнички незагорелой кожи, эти аккуратные розовые пирамидки закрывал купальник, и девушка лежала на пляже, устремив в небо два упругих холмика. Но теперь ничто не закрывало это чудо природы и он мог свободно разглядывать его. Ираклий попросил всех раздеться до пояса перед проповедью.
Впрочем, особой нужды в этом не было – под воздействием пьянящего зелья многие сами посрывали одежду и побросали ее как попало на поляне. Игорь, ежась, снял куртку, свитер, рубашку, майку (одевался-то по сезону!) и аккуратно повесил их на ветку. В этот момент он пожалел, что не выпил отвара – ледяной осенний ветер схватил его в свои клещи так, что стало больно дышать. Впрочем, это было не самым худшим последствием того, что Игорь избежал действия наркотика. Он скоро перестал ощущать холод, потому что все они – и парни, и девчонки – уселись на траве, тесно прижавшись друг к другу теплыми телами. Хуже всего было то, что Игорь необычайно возбудился. Девушка справа от него положила свою голову ему на плечо, а сзади еще какая-то девчонка обняла его руками и ногами, прижавшись к его спине голым животом, и грудью, и еще чем-то, о чем бедный девственник не мог даже подумать без головокружения. Слава Богу, он не снял штаны, но пуговицы на ширинке уже трещали, готовые явить миру то, чего мальчик Гоша так стеснялся. При мысли о том, что эти красивые девчонки могут увидеть его голым (совсем-совсем!), он напрягался еще больше. Там, внизу, уже было больно, там все уперлось в ткань, так что Игорь ерзал и втягивал живот, но стеснялся (а еще больше – боялся) залезть рукой в штаны и поправить свое несчастное хозяйство.
Если бы сейчас Ираклий спросил его о счастье, он тоже наплел бы что-нибудь про девчонок. Хотя больше они доставляли ему неприятностей. Не смог бы он рассказать правды о том, как они гуляли с какой-нибудь Мариной или, к примеру, Таней, как целовались в подъезде, как он повалил ее на кровать и залез под кофточку. Потому что не было этого. Никогда. Никогда!!! Игорь вздохнул и попытался отодвинуться от соседки справа, но она прижалась к нему еще теснее и положила свою руку прямо на... Ох! Нет, она определенно знала, что делать! А может, и не знала, и даже не понимала, потому что смотрела на Ираклия, не отрывая взгляда, и рот приоткрыла, и дышала как-то странно. Наверное, Ираклий возбуждал ее своей проповедью не меньше, чем девушки возбуждали Игоря. Атмосфера на поляне становилась все более наэлектризованной. Игорь не раз читал в журналах, что фанатки на рок-концертах, увидев воочию своих кумиров, срывают трусики, размахивают лифчиками и возбуждаются до оргазма. Игорь всегда мечтал увидеть такое на концерте – ему бы плевать тогда было на музыку, он тихо стоял бы в стороне и рассматривал бы голых девчонок. Но ему почему-то не везло. На концертах поп-музыки, на которые он ходил, девчонки ничего с себя не снимали. Только визжали и вскакивали на стулья. Что, конечно, нечестно было с их стороны.
А теперь было именно то, о чем он даже мечтать боялся. Все сидят голые, гладят друг дружку. И сам он сейчас...
Рука девушки скользнула ему прямо в штаны, и у Игоря все поплыло перед глазами. Он дернулся, подавшись вперед, и не смог сдержать стона. Что-то в нем лопнуло, что-то горячее брызнуло прямо в ладонь девчонки. Гоша уперся руками в землю, чтобы не свалиться. Он не знал, плохо ему сейчас или хорошо. Но он никогда не ощущал такого раньше!
Девчонка медленно вытянула руку из брюк и провела языком по ладони – как кошка, облизывающаяся после сна. Игорь думал, что его стошнит, если он увидит, как глотают сперму. Но сейчас это зрелище ему почему-то понравилось. Напряжение его спало, он почувствовал приятную расслабленность. Оглянулся вокруг. Никто уже не слушал проповедь. Мальчишки, девчонки с ума посходили. Они словно пытались взять то, чего никак не могли получить в обычной своей жизни, окруженной запретами цивилизованного общества. Все их желания, спрятанные глубоко в подсознании, придавленные, спрессованные многолетним давлением, выплеснулись наружу горячей струей, как лава из взорвавшегося вулкана. Поляна превратилась в клубок шевелящихся тел. Сексом назвать это было трудно – здесь не присутствовало ни любви, ни эротической изысканности, ни желания доставить удовольствие друг другу. Так спариваются животные – сводимые с ума запахом течки, готовые броситься в драку за право обладать самкой. Немедленно, немедленно, немедленно...
Ираклий больше не произносил речи. Он ковылял вокруг своих взбесившихся учеников и довольно каркал, как хромой грач. Наверное, это все же было словами, но Игорь никогда не слыхал такого языка. Может быть, какие-то древние заклинания вылетали изо рта Ирокеза, заставляя быстрее двигаться вонзившихся друг в друга, мокрых от пота подростков. Что-то мохнатое коснулось плеча Игоря, и он едва не взвизгнул, испуганно отпрянув. Но это был не леший. Это собака Ираклия (кавказская овчарка – теперь он вспомнил, как называется эта недружелюбная порода) дышала над самым его ухом, пуская слюни ему на плечо. Игорь застыл в ужасе. Наверное, один он все еще сидел среди водоворота вздымающихся, накатывающихся и пенящихся бурунами волн голых рук, ног, спин, белых ягодиц, грудей, разметавшихся волос. Впрочем, нет! Был еще один парень – лет двадцати, довольно мощного сложения, с коротко стриженными темными волосами. Он выглядел не таким юнцом, как все. Почему он сидел, положив голову на колени, и с презрительной усмешкой наблюдал за картиной всеобщего сумасшествия? Он уже пресытился этим в своей жизни? Или так же, как Игорь, не поддался действию одуряющего отвара? Парень повернул голову к Игорю, улыбнулся, блеснув ровным рядом белых зубов, и подмигнул ему. Игорю стало страшно. Он напустил в свой взгляд бессмысленности, похотливо замычал и подался к девчонке, которая уже лежала на траве, запустив руку себе между ног. Девушка обхватила его руками, обвила спину его ногами, и он заскользил внутрь, все дальше и дальше. В самом деле – он уже готов был – в первый раз – побывать там – о Боже – там там там там там – ведь это так близко – и горячо – и мягко – и так кружится голова – но только нельзя остановиться если ты начал – туда туда туда туда туда до самого донышка...