— Так какого хрена ему еще надо? — спрашивает Фенька уже тетю Олю.
— Фенюшка, — ласково говорит тетя Оля и вся подается вперед. — Брось беситься. Все обойдется. Может, он и не из-за того еще не пришел, что чего-то там, может, у него просто время не было.
— Ты думашь? — уже спокойно спрашивает Фенька.
— Конешно.
— А почему позавчера не пришел?
— Ну мало ли…
— А-а-а. Мало ли! Ты вот ничо не знаешь, а я знаю. В прошлую субботу я во вторую смену была, а он на танцах весь вечер с какой-то десятиклассницей протанцевал. Видишь ли, молоденькую захотел, грамотную, а я что, станочница обыкновенная, да еще старуха. Так-то!
— Да откуль ты все это знашь?
— Знаю. Люди сказали.
— И-и-и, люди! Люди разны бывают. Други такого наплетут, за всю жизнь не расплетешь. Ты людей не слушай, ты сердца свово слушай. Да неужли он тебя на каку-то десятиклассницу променят? Феня! Брось даже думать. Говорю тебе: все путем будет. От увидитесь, поговорите, и все выяснится, и сама поймешь, что никого там у него не было и нету.
— Это ты серьезно?
— От наивный человечек! Дите, да и только. Я ведь не с твое пожила. Получше, наверно, тебя-то разбираюсь кое в чем.
— Ладно. Спасибо тогда, — пружинисто поднимается Фенька. — Хоть я и верю твоим увещеваниям, как кобыла волку, все равно успокоила ты меня. Хоть ненадолго, но успокоила. Спасибо. Спать пойду. Общий привет всем!
Фенька исчезла стремительно.
— Во девка! — проводив ее сверкающим, почти завистливым взглядом, в восторге говорит тетя Оля. — Да будь я мужиком, я бы жизни не пожалела ради такой девки. Двух жизней не пожалела бы, будь они у меня. Терпеть не могу тихонь. Тихони, они такое по-за углами отчубучивают, уши вянут. А у таких вот — все на виду. И из таких вот жены получаются: преданны, верны и заботливы. И почему им так не везет?
— Фенька-то и на самом деле — человек что надо, — со смешком говорит Мишанка. — А вот ты-то, маманя, что-то в Луку-утешителя превратилась.
— В кого, в кого? — настораживается тетя Оля.
— В Луку-утешителя.
— А чо это за Лука? — почти с детским любопытством глядит на Мишанку тетя Оля.
— Ну… это… — теряется вдруг Мишанка, потому что и сам не знает, что это за Лука: слышал где-то, но не разобрал толком, что к чему.
— Человек такой был, — выручаю я Мишанку.
— Где? В Тогуле, чо ли?
— Да нет. Это у Максима Горького. В пьесе.
— У Максима Горького? А ну-ка, ну-ка. Расскажи-ка, чо это за человек.
— Да ну, тетя Оля, как-нибудь в другой раз.
— Нет-нет-нет, — отложив вязанье и быстренько повернувшись ко мне, говорит тетя Оля. — Никаких разов. Начал, договаривай. Ишь ты, какой хитренький, хочешь, чтобы я всю ноченьку не спала, раздумывала, чо да к чему.
Делать нечего, волей-неволей приходится рассказывать про Луку, а заодно и содержание всей пьесы «На дне». Тетя Оля слушает внимательно и не перебивает до самого конца.
Потом, помолчав еще в задумчивости чуток, говорит:
— А ты, Миколка, дурачок. Я думала, ты умней.
— Это почему?
— Да потому. Потому что мы с твоим Лукой — как небо от земли. Лука, он чо говорил, а? Он говорил: терпи. Так?
— Так.
— А я чо говорю? А? Я говорю: верь. Потому как я так жизню понимаю: обрежь коршуну крылья, лиши рыбу воды — сгинут. Не могут они жить: один без неба, друга без воды. А человек без веры жить не может. Человек без веры — та же птица без крыльев. Ага. Ты вот послушай, какой я насчет этого сказ скажу. Шибко внимательно послушай, потому как ты молод ишшо и в жизни твоей это пригодится. Кто ее знает, как она, жизня, у тебя еще сложится. Ага. И Мишанка пусть послушает, и все.
Тетя Оля вынимает из ящичка, что тут же в уголке, трубку, набивает ее махоркой, раскуривает, делает несколько глубоких затяжек и вдруг озорно и ярко улыбается всем своим добрым лицом.
«А начну я, родненьки мои, свой сказ с ворожбы. Ага. С самой обнаковенной ворожбы, которой мы, деревенски девки, по молодости лет ши-и-ибко баловали.
И хоть стыдно вроде было, мол, время-то уже друго, ново, и предрассудки древни долой, а все равно баловали. Как наступит предрождественска ночь, и пошли: то в подпол с колечком лезем, то в баню золы насыпам. И все ворожба-то была об женихах. Каждой девке охота знать, какой ей муж достанется: старый или молодой, злой или славный, жадный или щедрый. А больше, конешно, красивый или некрасивый, богатый или бедный.
Ну, ворожба с колечком — это не так интересно. Бред один, а верней, кто лучше из девок соврет, похвастатся перед другими, чо увидел, когда сидел в подполе при единой свечке и смотрел через зеркало на кольцо в стакане с водой. А чо увидишь в этом кольце, окромя пустоты, ежли, конешно, ты в здравом уме?