По пути домой, у барака, друзья повстречали Пашку Семенова.
Пашка сидел на завалинке, зачем-то разбирал бросовые батареи от полевых геологических радиостанций.
— Ну и что? — спросил, имея в виду беседу с директором.
— Включили в состав бригады по монтажу промприборов, — ответил Леонид.
— А когда начало монтажа?
— Сразу же после праздника.
— Вот это добро. Люблю настоящую работу. Скорей бы уж подходил этот праздник.
Глава пятая
Праздника ждали давно, с зимы. И потому сегодня в поселке гулко необычайно.
Ловкий продавец Элико Гуринадзе раздобыл на каком-то складке бочку полусамодельного вина «Амурское», и золотодобытчики рады-радешеньки, что можно обойтись без спирта, который в жару совсем не к душе.
А жарища невыносимая, сухая, колючая. Хоть бы дождик, хоть бы гроза. Но гроз на Крайнем Севере не бывает. И дожди пока выпадали всего лишь два раза.
Народ тянется к горной речке Быструхе. Там прохладней, вольготней. В любое время можно освежить голову, разуться и побродить по мелкой воде. Устраиваются на бережке, на откосах большими компаниями, вместо столов — расстилают на гальку покрывала, а то и просто дерюжки и мешковины.
Отто Вильгельмович Шульц успел зарядиться с утра пораньше. Ему не до речки, не до прохлады. Колобродит по поселку в обнимку со старателем Гринькой Пучеглазым, появившимся неделю назад неизвестно откуда, горланит песни, как всегда перевирая мотив и слова:
Эльза Андреевна за ним по пятам.
— Отто, Отто! Сколь мошно!
Но в присутствии Гриньки Пучеглазого подступиться с кулаками к супругу боится.
На них не обращают внимания. Привыкли. Да и пьяный Шульц безвреден. Только горло дерет. А как дойдет до нормы, свалится где-нибудь за углом и уснет. Тогда Эльза Андреевна подбросит его на горб, как мешок, и оттащит домой.
А у речки становится все гуще и гуще, все шумней. Вот рявкнула по-медвежьи в чьих-то неумелых руках гармошка, вот жалобно затренькала балалайка. Вот взвился над берегом, шарахнувшись эхом от сопки, чей-то пронзительный дискант:
Гуляет народ.
Леонид сидит у окна. Один.
Васька Хезма в Веселом.
Еще зимой во время Недели бурильщика, когда Васька ездил на прииск осваивать какой-то новый, скоростной перфоратор, познакомился там с девчонкой и вот вчера, едва прибежал со смены и переоделся, мотанул на попутке из Бокового.
Хвалился:
— Она у меня в машинно-счетном бюро в приисковой конторе работает, слышь. Беленькая такая, глазки голубые, как ягодки: прыг-прыг. Все ей в диковинку, будто свалилась с Луны. «Ах, что вы говорите! Ах, не может быть! Ах, ах!» Прелесть, а не девчонка!
Обещал вернуться часам к десяти, но уже полдень, а его как нет, так и нет.
Может, собраться сходить? Но куда сходить, к кому? За Пашкой Семеновым заехал какой-то техникумовский дружок, увез его в Сусуман. У Терехина тоже с утра изба на замке. Все. Леонид не Васька. У того пол-Бокового друзей. А он, кроме Пашки Семенова да Терехина, никого не завел. «С кем заводить? — рассуждал. — С Элико Гуринадзе? С этим Кацо?»
Между прочим, Ваську и с Кацо водой не разлить.
В тот раз, когда он после недельной отлучки вернулся в Боковой и зашел с Леонидом в магазин, Кацо чуть не затанцевал за прилавком, увидев его.
— Ай-я-я! Кого вижю, кого вижю! — на весь магазин заблажил, взмахнув мослатыми руками. — Земляк! Где пропадал? Почему не навестил? Почему не черкнул? — перегнувшись через прилавок, облапал Василия. — Хорошо живешь? Плохо живешь? Средне живешь? Говори! — Повернувшись к покупателям, табунившимся возле никелированного чайника, объявил: — Минутка, товарищи! Прошу на секунда освободить помещений!
— Как освободить? Не имеешь права! — заорал какой-то лупоглазый мужичонка из новеньких, с сизым от пьянки лицом. — Ишь, ловкий какой отыскался!
— Не хочиш-шь? — взъярился Кацо. — Тогда я вообще буду закрывать! Совсем закрывать! Пить вино пойду, спать на печка пойду! — и хряпнул на прилавок тяжелый замок.
Все знали крутой норов Элико Гуринадзе. Магазин опустел.
— Вот народ! До чего глупый народ! — не унимался Кацо, накидывая на двери крючок. — Ко мне земляк в гости пришел, хороший друг в гости пришел, а им в это время покупка делать приспичило. Не-е-е-т, у нас Кавказ народ не такой.