Шульчиху они нашли в поселковой бане, где она в большом деревянном корыте стирала белье.
Это была толстая молодая немка, похожая на копну.
— О-о-о! — засмущалась она, увидев парней, вошедших в тесный и душный предбанник, поспешно раскатывая рукава на мощных, как чурки, ручищах. — О-о-о! Мне Ифан Фаныч про вас уже говориль. Пожалуйста, заберите, — и показала на полку, где лежали два сияющих, отутюженных постельных комплекта.
— Спасибо, — поблагодарили друзья и собрались было идти.
Но Шульчиха остановила их, прикрыла дверь и таинственно прошептала:
— Фи мой мушик не фиталь?
— Н-нет. А кто он такой?
— Фощик, фощик, на лошатка рапотает.
— Нет, не видали, сами ждем не дождемся.
— Охо-хо, охо-хо! — завздыхала она. — Сначит, пьет. Опять пьет. Што делать, што делать? Сколь рас я от него уже уходиль, сколь раз говориль: ищи тругой баба, я не могу. И баба не ищет, и не уходит.
Она всхлипнула, смахнула ладонью слезу и, стараясь ступать своими пухлыми в икрах, но очень тоненькими в щиколотках, точь-в-точь как бутылки из-под коньяка «плиска», ногами как можно легче и грациозней, пошла к своему корыту. Пол под ней прогибался, попискивал по-мышиному.
— Фи меня исфиняйте са мой откровенность, — попросила она. — Стесь такой нарот, такой нарот! Софсем не с кем погофорить. Блатяк, один блатяк на всем Поковом.
С этими словами она склонилась над корытом и, не засучивая рукавов, загрохотала стиральной доской, откидывая далеко назад круглые локти.
Парни выскочили из предбанника и побежали к своей избушке, надеясь, что, может быть, Шульц уже привез им дрова.
Но дров не было. И признаков близкого местонахождения таинственного возчика тоже.
Тогда Василий и Леонид стали приводить в порядок свое новое жилье прямо на морозе, при открытых дверях. Подмели пол, поставили кровати, застелили постели, а закончив дело, опять вышли на дорогу.
Шульц приехал уже под вечер, когда низкое северное солнце повернуло за сопку.
— Эй, кто хозяин? — заорал он в пространство, остановив лошадь перед самым крыльцом и спрыгнув с саней. В санях лежали две тонких жердинки-сухостоины. — Кто хозяин? — повторил и засеменил в избу, путаясь короткими ногами в полах длинного дождевика, надетого поверх телогрейки.
Был он под добрым хмельком, и его большой коричневозубый рот на сухоньком тщедушном лице растягивался в бессмысленной улыбке, а мясистый угреватый нос, нависший над верхней губой, пунцовел, как помидор.
— Чего кричишь? — одернул в сердцах Леонид, злой от холода и долгого ожидания. — Ослеп совсем, что ли?
Впопыхах Шульц чуть не наскочил на него.
— А! — подпрыгнул он от неожиданности. — Фи стесь? Как ше фас не саметиль? Фот! — показал на сани рукой. — Прошу раскрушать.
— А ты поменьше не мог привезти? — еще сильней осерчал Леонид. — Чтобы надольше хватило?
— О! Фи исфоляйте шутить! — понимающе закивал Шульц и засуетился возле саней, развязывая поклажу. — Это карошее тело. Но фи не снаете стешних услофий. Сопка, сопка. Снек, снек. Почти что по ротт. Польше не привесешь. Мерин утонет. Я и так ему помогаль. А чтобы сила была, браль с собой… как ее… путылька, путылька. Пиль ис корлышка и кушаль сугропп.
— Ладно, — махнул Леонид. — И так видно, что пил. А вот что нам делать с такими дровами — это вопрос. У нас же ни топора, ни пилы.
— О-о-о! — Шульц просиял от возможности помочь. — Это мы фам будем давать. Фот! — Он вытащил со дна розвальней инструмент, протянул Леониду. — Перите. Сафтра будете фосфращать.
Когда жерди были сброшены у крыльца, Шульц спешно попрощался с друзьями, завалился в широкие розвальни, понукнул коня и гаркнул на всю улицу, безбожно коверкая мотив и слова:
— Все у них здесь, что ли, такие? — хохотнул Василий, отаптывая снег возле жердины потолще.
— Не говори. Еще ни один нормальный не попадался.
Пилить без козел было несподручно, однако продрогнув до костей на морозе, друзья работали в охотку, торопились и быстро управились сперва с одной сухостоиной, потом и с другой. Раскололи чурки напополам, перетаскали, стали растапливать печку, заткнув дыру над дверцей обломком кирпича.
Сухие смолистые дрова разгорались весело, и вскоре в промерзлой избе стало теплеть, с потолка бойко закапала отпотевшая изморозь.
Пора было думать об ужине. Кинули жребий, кому бежать в магазин. Выпало Леониду.
— Снегу пока на чай натопи, — посоветовал он Василию, доставая из чемодана авоську. — Про колодец или прорубь забыли у Шульца спросить.