— Я читал, — сказал Леонид.
В Боковом не было своей библиотеки, литературу сюда привозила почтальонша Виноградова из Веселого один раз в полтора-два месяца и потому редко какая книга уходила обратно прежде того, как ее не зачитывали до дыр боковчане.
— Да? — Каллистрат Аверьяныч сел на топчан, готовясь к приятной беседе, однако спохватился, вскочил. — Ах, простите! Вы же по делу, по делу. Вас же ждут на полигоне. Идемте!
Он пропустил Леонида вперед, подпер дверь еловым чурбаком — кроме книг в его доме воровать было нечего, — направился к складу.
— Так вот я о Фернане Мендесе Пинто. Удивительно, удивительно! Откуда в человеческой натуре эта страсть к путешествиям, к новому, неизведанному. Ведь вы посмотрите, сколько раз этот человек погибал, сколько раз попадал в ужасные переделки, из которых выходил живым благодаря только случаю, сколько раз становился богачом и разорялся дотла, сколько раз скованный болезнью подолгу лежал в постели! А едва поднимался на ноги, снова с головой окунался в путешествия, в приключения. Почему? Что его заставляло?
— Как я понял, прежде всего жажда легкой наживы.
— Что-о-о?! — Каллистрат Аверьяныч остановился, растерянно захлопал глазами. — Что-о-о?! Подождите! Жажда наживы… А что тогда заставило Магеллана совершать кругосветное путешествие? Мучиться, страдать от цинги, терпеть кораблекрушения, одного за другим терять верных товарищей? А что заставило Колумба долгие месяцы болтаться в океане, чтобы открыть Америку?
— Колумб искал не Америку, а Индию, и потом именно ради ее несметных богатств, слухи о которых ходили в то время. А Америку открыли намного веков раньше Колумба.
— Кто?
— Викинги.
— Ради чего?
— А разве по самому названию непонятно? Викинги — древнескандинавские воины. Воины! Которые, как известно, хлеб не сеют и землю не пашут.
— Нет! — вскричал Каллистрат Аверьянович, забегая вперед. — С вами невозможно разговаривать. Не-воз-мож-но!
Он отпер склад, отмерил Леониду положенные метры тонкого кабеля, помог скрутить в кольцо, чтобы удобнее нести на плече, и, навесив на двери пудовый амбарный замок, продолжал:
— Невозможно-с, молодой человек! Или вы чего-то недопонимаете или хотите меня завести. Отбросим Пинто. Отбросим Колумба. Ответьте тогда на последний вопрос. А что заставило простого русского мужика Семена Дежнева двинуться в неведомую Сибирь, на восток страны и добраться до самой крайней его точки, до Тихого океана?
— Дежнев был патриот. Он ратовал за интересы России.
— За интересы России можно было ратовать и сидя в каком-нибудь уютном кабаке под Москвой. Так что же тогда?
Леонид растерялся. Этот показавшийся когда-то ленивым и сонным старичок шустро подвел разговор к такому пределу, что парень не знал, что и ответить. Но Каллистрат Аверьяныч и не хотел ждать ответа.
— В жизни, дорогой товарищ Курыгин, все гораздо сложней, чем в школьных учебниках. И опираясь на собственный опыт и опыт друзей, я хочу вам сказать: человеческой натуре всегда свойственно бороться с судьбой, всегда свойственно противопоставлять себя трудностям, испытывать себя в них. С тем чтобы в конце концов победить. Отсюда и вечная тяга к новому, непривычному. Тяга к открытиям, в процессе которых, как нигде, проявляется твердость и воля, проявляются лучшие качества лучших представителей человечества.
Каллистрат Аверьяныч говорил как-то уж шибко по-книжному, но Леонида это не удивляло. Еще в детстве, наблюдая за отцом, за его друзьями, он понял, что человек, который не только много думает, но и много читает, в минуты подъема волей-неволей начинает так говорить.
Оба в споре не заметили, что давным-давно миновали поселок и идут по тропе мимо скалистых останков в сторону полигона.
— Вот так фокус! — спохватился Загайнов. — Вот так довели меня умные речи! — но засмеялся, махнул рукой. — Ништяк, как любит выражаться ваш друг Василий Степанович Земин. Все равно не был на полигоне давненько. Посмотрю хоть, что там творится… Между прочим, Леонид Григорьич, а что вот вас заставило поехать именно на Колыму, на край света?
— Министерское направление.
— Но подождите. Ваш друг Василий Земин сказал, что у вас диплом с отличием. А значит — вы имели возможность выбирать. Ведь наверняка в распоряжении вашего начальства были разные точки.
— Были. Но к чему выделяться среди других? И от Василия отставать не хотелось.
— Да-да-да, — забормотал Загайнов, размышляя. — Выделяться среди других… Хм! С одной стороны это, конечно, похвально. А с другой? В вашем возрасте выделиться среди других, мне кажется, естественным и в общем-то положительным. Но не будем об этом. — Он помолчал, на ходу пнул подвернувшуюся под ноги гальку. — Откровенно признаться, я думал, что вас привлекло в сии отдаленные края другое.