— Слышали! — Петра Феофаныч обвел мужиков торжественным взглядом, подмигнул Староверу и Гоше.
Те понимающе ухмыльнулись.
— А что это за объекты? — поинтересовался Евсей Кузьмич.
— Да… как их… осинники-то по Синей мочажине да те, что под Шорским увалом.
— Эко! — взмахнул руками Евсей Кузьмич. — Да туды ведь и на тракторе не доберешься, не то что на грузовике.
— То летом. А сейчас осень, подморозило все.
— Ну, ежели так, то, может быть, и получится. Хотя…
— Получится! — весело стукнул кулаком по столу Петра Феофаныч. — У нас все получится.
— Ну дай бог, дай бог! Ты ведь мужик — не промах.
— Вот это правильно! — захохотал Петра Феофаныч. — Я такой! — но быстро оборвал смех, опять обвел взглядом бригаду. — Ну, мужики! Теперь надо работать с двойной нагрузкой. Понятно?
— Да мы чего! Мы только рады, — откликнулись те.
Но никакой «двойной нагрузки» не вышло.
Пять тяжелых авторотовских грузовиков, которые направил в Вагино Дюкин, не успевали за мужиками, едва-едва управляясь делать в день по одному рейсу. У бригады, по выражению Егора Шабайкина, быстро образовалась большая «заначка».
А коль «заначка», то куда же спешить?
И мужики стали возвращаться из леса не поздно вечером, как в первое время, а сразу после полудня. Сперва вроде пробовали удить рыбу, ягоду собирать, валялись, опухали от сна на нарах, а потом ударились в пьянство. Да так, что в Вагино началась настоящая кутерьма. Безделье, оно никого до добра не доводит.
Вместо того чтобы нагрузить свою, лесхозовскую машину и отправить Перетягина Глеба в Таланск или куда там положено, Петра Феофаныч садился за руль сам и катил в Ерзовку за водкой.
Напившись, мужики колобродили, требовали у Евсея Кузьмича косачатины, сотового меду, один раз даже сдуру в омшаник полезли, зачем — непонятно, а то и вовсе забирались всем скопом в машину и, шарахаясь от обочины к обочине, от дерева к дереву, колошматя ее об ухабы, отправлялись в Каменку — «к бабам».
— Господи, господи! — качал головой старик. — Чо делают, баламуты!
Однажды после охоты на Костенькином займище, возвращаясь домой, он увидел след лесхозовской машины на глухой таежной дороге.
— Чего бы ей сюда-то попасть? — размышлял старик. — На охоту, что ли, Петра Феофаныч ездил?
А когда вернулся в деревню, случайно услышал из-за угла барака такой разговор Петра Феофаныча с Геной-Иконой и с шофером Перетягиным Глебом.
— Значит, два десятка Дмитрий Семенычу Дюкину завезете на квартиру. Пяток — инженеру. Ну, себе там немного, мне, а остальное через Аркашку Баранова — в заготконтору.
— А в заготконтору зачем?
— Зачем, зачем? А водку на что жрете? Да! Чуть не забыл. Скажи Дмитрий Семенычу, что рыбки после доставим. Ну, валите, ребята!
— Сейчас, поедим только.
Они зашли в барак, а Евсей Кузьмич заглянул мимоходом в кузов машины, которая стояла за углом, и как тогда, на охоте с Петром Феофанычем, не поверил глазам. В кузове опять стоял пестерь, наполненный доверху битой птицей.
Одним махом, будто молодой, он очутился на крыльце и распахнул двери.
В бараке было накурено, душно. Кто валялся на нарах, кто чинил одежку, шофер Перетягин Глеб и Гена-Икона направляли на стол, Петра Феофаныч стоял у окна.
— Да ты чо же это творишь? Чо творишь, сукин сын! — чувствуя, как перехватывает дыхание, хрипло закричал Евсей Кузьмич.
От неожиданности Коровин вздрогнул и побледнел.
— Кто? Я? — спросил, неестественно удивившись.
— Ты, ты! Кто же еще?
— П-позволь! — Петра Феофаныч взял себя в руки. — П-позволь, ты о чем?
— Ты чего прикидываешься? Чего прикидываешься? — тряс головой старик, наступая на него. — Чьи это косачи в машине лежат? Кто опять загубил столько птицы? Дядя?
— Ах, во-о-он ты о чем! — развел руками Петра Феофаныч.
— Так я и знал, так я и знал! — хохотнул Шабайкин Егор, поднимаясь с нар. — Значит, говоришь, полмашины косача, Евсей Кузьмич? Вот, значит, куда они ездили сегодня утром с Геной-Иконой! А, Гена? Ты ведь сказал, что в Каменку, к продавщице. А? У-у-у-хх, сволочуга! — неожиданно выбросил он перед собой растопыренные пальцы, будто собирался выткнуть Гене глаза, и передразнил: — «Ах, какие пти-и-и-ч-ки!»
— Отстань от него! Он ни при чем! — рявкнул Петра Феофаныч.
— А я и не сомневаюсь, — в упор посмотрел на него Шабайкин Егор. — Но только почему все тайком, почему все украдкой?