Было бы излишне рассказывать здесь про все издевательства над людьми, какие Прокофий Демидов, будучи богатым человеком, позволял себе. Шутки его переходили всякую границу дозволенного, и дело дошло до того, что его “пашквили” на брата и, кажется, на лиц близких императрице были публично, под виселицею, сожжены рукою палача.
Однако чудак оказался первым крупным благотворителем из рода Демидовых. Он пожертвовал на московский воспитательный дом более миллиона рублей, тронутый тем, что Екатерина II учреждением этого дома “многие беззакония и зверские злодейства предупредила и отвратила”. Он же является учредителем нынешнего петербургского коммерческого училища. Всего им пожертвовано на дело общественной благотворительности не менее полутора миллионов рублей. Разумеется, история этих пожертвований связана со многими комическими эпизодами: Прокофий Акинфиевич не мог не отколоть коленца, если к этому представлялись подходящие обстоятельства.
С интересом читаются письма Прокофия Акинфиевича к его сыновьям, зятю и любимой дочери. В них, сквозь юродивую форму, мелькают часто остроумные и ядовитые замечания, – немало достается и “сильным мира сего”. По всему видно, что, несмотря на выказываемое порою юродство, Демидов был не глуп и даже в известной степени образованный человек. Мы знаем, например, что он занимался ботаникою, любил растения и собранная им коллекция редких лавровых и других деревьев ценилась в громадную сумму.
Прокофий Акинфиевич путешествовал за границею и немало удивлял своими чудачествами и мотовством иностранцев. К несчастью, как это ни обидно для нашего самолюбия, нужно признаться, что и до сих пор, кажется, только этот род удивления и возбуждают у чужеземцев наши путешествующие и швыряющие за границею деньги богачи.
Прокофий, кажется, первый из крупных Демидовых отступил от привычки воспитывать около себя детей. Его сыновья учились в Гамбурге и, по приезде в Россию, сначала совсем не умели объясняться по-русски. Демидов сыновей почему-то не любил и обделил их наследством. Дочерей своих Прокофий Акинфиевич, из нелюбви к дворянам, старался выдать за фабрикантов и заводчиков, хотя, конечно, и тогда было немало дворянской голытьбы, с удовольствием готовой на всякий mesalliance из-за капитала. И когда одна из дочерей чудака объявила, что выйдет замуж только за дворянина, то Демидов прибил к воротам своего дома вывеску, что “у него есть дочь-дворянка и не желает ли кто из дворян на ней жениться?” Случайно проходивший мимо чиновник Станиславский первый прочитал оригинальное объявление, явился к Прокофию Акинфиевичу, сделал предложение и в тот же день был обвенчан с его вздумавшей капризничать дочерью.
Прокофий Демидов не особенно любил горное дело. Хотя им основаны два или три завода, не имевших особого значения, но зато он сравнительно за бесценок продал доставшиеся ему от отца шесть заводов, в том числе и знаменитый Невьянский, богачу того времени Савве Яковлеву.
Это не мешало, однако, Прокофию Акинфиевичу вести исправно свои денежные дела. Он отдавал деньги в ссуду под проценты, и немалое число лиц было его должниками. Известный писатель Сумароков задолжал Демидову 2 тысячи рублей и должен был обращаться даже к князю Потемкину за защитою от назойливого кредитора, который хотел его выгнать из заложенного дома.
Глава VII. Демидовы-европейцы
Благотворительность Демидовых. – Павел Григорьевич Демидов. – Его воспитание и путешествие. – Переписка с Линнеем. – Светлый момент русской истории. – Манифест о министерствах. – Основание лицея в Ярославле. – Сентенции Павла Григорьевича. – Князья Сан-Донато. – Анатолий и его отец. – Собирание коллекций. – Женитьба. – Салон принцессы Матильды. – Куда шли миллионы Анатолия. – Его выходки. – Смерть. – Павел Сан-Донато. – Воспитание и университет. – Женитьба и смерть жены. – Служба по выборам. – Вторая женитьба. – Религия. – Деятельность в “Красном кресте”. – Жизнь в Петербурге. – Литературная деятельность. – Благотворительность. – Смерть
Демидовы известны своими пожертвованиями на общественные дела: они давали на это огромные суммы не только на родине, но и за границею. Благодарная Флоренция воздвигла памятник Николаю Демидову и выбрала его детей в почетные граждане. Итальянский король сделал правнука кузнеца Акинфия князем Сан-Донато, а Павлу Павловичу Демидову за его благотворительность, кроме того же княжеского титула, пожалованы были ордена Маврикия и Лазаря, и он же был кавалером французского Почетного Легиона.
Если Демидовы и жертвовали миллионы на осушение “правых слез” и прекращение “обидных воздыханий”, то они, по совести говоря, должны были это сделать уже по самому характеру происхождения своего богатства, многим обязанного этим “слезам и воздыханиям”. С другой стороны, нельзя не припомнить при этом чудного рассказа из Евангелия о лепте бедной вдовицы, которую Христос так трогательно противопоставил большим жертвам богачей.
Мы уже говорили о пожертвованных Прокофием Акинфиевичем полутора миллионах. Павел Григорьевич, внук Акинфия, пожертвовал громадные средства на основание нынешнего ярославского Демидовского юридического лицея; другой внук Акинфия, сын грозного Никиты, Николай Никитич, как и граф Дмитриев-Мамонов, сын фаворита Екатерины II, содержал на свой счет полк солдат в эпоху Отечественной войны (1812 год). Наконец, уже на наших глазах князья Сан-Донато отличались щедрою благотворительностью, основав, между прочим, Демидовский дом призрения трудящихся, Николаевскую детскую больницу и жертвуя громадные суммы для разных других целей.
Может быть, во многих из этих случаев играло немалую роль тщеславие, а не искреннее участие к тому или другому полезному делу; но тем не менее все эти пожертвования мы обязаны отметить как несомненную заслугу перед государством, как отплату ему за те льготы, которыми родоначальники Демидовых пользовались от него, а что род Демидовых много должен родине, – в этом, конечно, трудно сомневаться.
Павел Григорьевич Демидов (родился в 1738 году, скончался в 1821-м), сын Григория Акинфиевича, основатель лицея в Ярославле, по сохранившимся о нем сведениям, был человек для своего времени несомненно образованный и отличался недюжинными способностями: по четвертому году он уже умел читать, впоследствии изучил прекрасно иностранные языки, играл на фортепиано и скрипке. Образование он получил, так сказать, западное, а не домашнее русское: сначала занимался в Ревеле, у профессора Сигизмунди, а затем предпринял в молодых годах продолжительное путешествие за границу и долго учился в Фрейберге в существующей до сих пор знаменитой горной школе. Вероятно, это путешествие и долгое общение с западной цивилизацией облагородило вкусы Павла Григорьевича и внушило ему искренние стремления быть полезным своему бедному и невежественному отечеству. Он приобрел в Европе страстную привычку к собиранию художественных коллекций; кроме того, он собирал редкие и ценные рукописи и сочинения, впоследствии подаренные московскому университету; в числе этих рукописей была и его собственная на немецком языке о путешествии, с заметками о прослушанных за границею лекциях. Павел Григорьевич довольно серьезно занимался естественными науками. Линней, которого он слушал в Упсале, был его другом, и они долго впоследствии состояли в живой переписке. По всему видно, что Линней дорожил Демидовым не потому только, что последний обладал миллионами: Павел Григорьевич был ученым корреспондентом своего знаменитого друга и сообщил ему несколько описаний животных русской фауны, которыми впоследствии Линней воспользовался в своих сочинениях. Кроме Линнея и Бюффона, основатель лицея переписывался и с другими знаменитостями.
Вероятно, еще в это первое путешествие по Европе, окончившееся в 1762 году, при осмотре множества ученых и учебных заведений, в душе Павла Григорьевича невольно вставало воспоминание о далекой родине, совсем лишенной в то время образовательных средств и утопавшей в предрассудках и невежестве. И тогда же у него, вероятно, возникла мысль восполнить этот пробел учреждением высшего училища в России; но привести в исполнение эту мысль ему пришлось гораздо позже.