— На кой же она стреляет? — угрюмо спросил Акинфий.
— Да-к удовольствие! — расплылась в улыбке старушка. — Играет, как дитенок.
— Порют за такие игры! — не сдержался Акинфий. — И плакать не велят. Поняла, старая дура?
— Ой? — нешуточно напугалась старушка и быстро отбежала в сторону, часто крестясь.
Со стуком отворилась дверь кабинета, и оттуда на коленях выполз круглолицый человек, державший на голове папку телячьей кожи, набитую бумагами. Человек иа коленях прошествовал через толпу. Губы его беззвучно шевелились, на лбу набрякла шишка. Из-за полуотворенной двери слышался громкий смех, мужской и женский. Акинфий изумленно смотрел вслед человеку, а тот, подойдя к следующей двери длинной дворцовой анфилады, ударом лба отворил ее и двинулся дальше.
— Что значит сие чудо? — спросил Акинфий.
— Сочинитель Тредиаковкий, — охотно ответил сухонький старик. — Ему светлейший герцог приказал, ежели что сочинит, чтоб вот таким манером сочинение свое приносил, читал се величеству и после уносил, ха-ха-ха… — старик прыснул в кулак.
— Так зачем же он сочиняет? — пожал плечами Акинфий.
— Не могу, говорит, не сочинять, — продолжал хихикать старик. — Умора с ним, прости господи…
— Дворянин и заводчик Демидов! — провозгласил камердинер и ударил в вощеный паркет жезлом.
Императрица Анна Иоановна, повязанная белым бабьим платком, утирала концами его выступившие от смеха слезы. Бирон стоял рядом, приятно улыбаясь, и чистил шомполом ружье. Разных систем ружья и пистолеты виднелись в стеклянном шкафу у стены, на письменном столе, на ковре у ног императрицы.
— Ты никак с грибами, Демидов! — Бирон лукаво подмигнул императрице, показав на лукошко в руках Акинфия. — Где ж насобирать столько умудрился?
Императрица от приступа смеха даже с кресла сползла.
— Грибы сии произрастают на Урале… — Акинфий с видимым трудом поднял лукошко, грохнул его на стол перед императрицей и сдернул пеструю тряпицу — лукошко было полно новеньких серебряных рублен. Улыбка сползла с лица Бирона. — Душевно рад видеть тебя, матушка-императрица, в добром здравии и в веселом расположении. И позволь поклониться тебе от скудости своей энтими вот рублевиками.
— Про Акинфия Никитича говорят, что он на Урале серебро нашел, да скрыл от тебя, матушка, — сказал Бирои.
Анна Иоановна проворно сошла с кресла, зачерпнула горсть монет.
— А ты знаком с графом Ушаковым, Демидов?
— Видались, матушка, — пожал плечами Акинфий.
— Я лично в это серебро не верю, — подмигнул Акинфию Бирон. — Злые козни завистников.
— Так это твои или мои рублевики? — спросила Анна Иоановна.
— Все мы твои, матушка, — опустил голову Акинфий. — И что есть у нас, все твоей милости принадлежит.
— Хорошо ответил, — с искренним удовольствием сказала императрица. — Вот как надобно отвечать государыне.
— Острым умом своим Акинфий Никитич давно славился, — усмехнулся Бирон. — Все у него есть: железо, медь, каменья драгоценные… Серебра вот только, жаль, нету.
— И серебро есть, светлейший герцог, — неожиданно сказал Акинфий. — И тот рудничок, матушка, не откажи принять в казну государственную.
Бирон скривился.
— А рублевики эти, матушка, — продолжил Акинфий, — на твоем монетном дворе чеканены. Серебро я туда привез на пробу. Хорошее серебро, лучшее в империи.
— И много? — спросила императрица.
— Живи сто лет, матушка, и половины не истратишь.
— Господи! Вот удача-то, из всех долгов выпутаемся! — Потом она грозно взглянула на Бирона: — Если от кого о сем человеке плохое услышу, даже от тебя, герцог, гневом своим так ушибу, своих не узнаете! — Императрица, поманив Бирона к себе, отколола алмазную звезду с камзола герцога: — И ленту сыми, тебе еще будет.
Она надела наклонившемуся Акинфию через плечо муаровую ленту, приколола звезду. Тот жарко приложился к ручке, окинул ее всю осмелевшим мужицким взглядом. Императрица даже зарделась.
— Что просишь, Акинфушка? Проси, что хочешь.
— У меня брат пропал, матушка. Прикажи графу Андрей Иванычу Ушакову отыскать его.
… Бирон вышел проводить Демидова. Прошли через приемную.
— Что ты просил, я отдал, герцог, — тихо проговорил Акинфий. — Брата верни.
— Слышал я про твоего покойного отца россказни, — раскланиваясь во все стороны, проговорил Бирон, — как он английским купцам железо продавал, а цена каждый день была другая.