- А как же сострадание и любовь? - не сдаюсь я.
- Им невозможно объяснить это, да и не нужно ... пока, - его взгляд холоден и расчетлив, - здесь живут играя в представления о том, кто каким должен быть, но не знают даже себя. Это мир иллюзий. Брюнет рассуждает так, будто сидит за шахматным столиком, искренность здесь смешна и опасна.
- Но ...
- Я покажу вам мир искренности. Летим.
Мы снова парим над океаном, пока я не оказываюсь в странном лесу, по которому туда-сюда ходят самые обычные люди. Внезапно я обнаруживаю, что брюнет оставил меня.
В мире, куда он меня забросил, светло, и люди спешат по своим делам, мало обращая внимания друг на друга. На меня никто не смотрит. Я понимаю, что здесь никому ни до кого нет дела, искренность тяжела и сопряжена с ответственностью, и мало кому удается брать на себя чужой груз, а также делиться своим, ибо информация о себе - залог зависимости от кого-то. Мне становится зябко от царящего здесь многолюдного одиночества.
Начинает смеркаться. С ужасом я обнаруживаю, что головы окружающих людей превращаются в волчьи, лисьи и кабаньи морды. Теперь они действительно искренни: грызутся, рычат, кусают друг друга. Но меня по-прежнему никто не видит, и я благодарю брюнета за эту милость.
Сумерки сменяются ночью. Оборотни растворяются в воздухе, оставляя меня наедине с неподвижным лесом. Время здесь кто-то выкрал: час или вечность не имеют значения. Я сижу на небольшой поляне на каком-то пне и жду. Но ничего не происходит.
По спине бегут мурашки от жуткой тишины, темноты и неизвестности. Ни ветерка, ни шевеления, ни звука. Смерть! Одиночество! Никого и ничего, не для кого и не к кому! Первая вечность проходит.
Никаких перемен. Хоть бы звезды были видны. Я начинаю молиться, но молитвы валятся в пустоту, в никуда. Вторая вечность прошла.
Сколько должно быть терпения, чтобы сидеть вот так, зная, что идти некуда, да и не для того оставил меня здесь брюнет, чтобы я могла куда-нибудь идти. Но я пытаюсь. Тщетно! Ноги не слушаются, меня сковало невидимыми цепями. Третья вечность прошла.
Потекли мысли о брюнете. Показал миры масок и оборотней - все фальшь и обман. Нет в его царствах Любви-Мудрости, а Вселенная, в которой чего-либо не достает, несовершенна. Четвертая вечность прошла.
Я умею любить. Нет, не умею - просто люблю. Уметь любить значит напрягать свои силы, любовь же течет как река без сомнений и усилий. Она и есть сила. Пятая вечность прошла.
Может, для того предложил он брак, чтобы одарила я его миры Любовью-Мудростью? Но достанет ли у меня сил на это? Что за вопрос: сколько есть сил, отдам этим холодным планетам. Шестая вечность...
"Забери меня отсюда! Быстрей!". Седьмая...
На корабле все как прежде. Я смотрю вдаль. Закрепив румпель, брюнет в красном камзоле подходит ко мне:
- Могу ли я услышать ответ на свое предложение? - учтиво осведомляется он.
- Да. Я не вижу смысла в нашем браке, но если вашим мирам, а значит и вам самому не достает Любви-Мудрости, я готова вдохнуть Ее в них.
- Как же вы это сделаете, если я Князь этих миров, а вы для них никто? - он слегка разочарован и удивлен.
Я смотрю ему прямо в глаза:
- Если я стану вашей женой, вы получите возможность управлять моей Любовью в своих целях, чтобы не отстать от развития Вселенной, окружающей ваши миры. И я, как вы понимаете, не могу позволить вам этого сделать, - мой голос спокоен, - но, если вам нужны подлинно-высокие чувства. не пропущенные через призму вашего Эго, то вам придется уступить мне регентство или вступить со мной в договор по управлению вашими мирами.
Брюнет молчит, не выказывая своих чувств, затем произносит:
- Я согласен на второе, - его лицо по-прежнему незыблемо, - и позвольте мне, мадмуазель, в честь нашего союза познакомить вас...
На палубу с шумом и смехом выбегают четверо ребятишек. Я с изумлением вижу на их головах маленькие рожки.
- ... с нашими детьми, - впервые на лице брюнета появляется подобие улыбки.
"Какая глупая шутка!" - думаю я, поднимая на руки веснушчатого мальчишку.
Шутка...?
ГЛАВА 7.
"Что-то давно не слышно Охо, - думал Пирс, спускаясь пешком с двенадцатого этажа дома, в котором он обитал. - За пять месяцев он наверняка собрал новый прибор, но не мог же он забыть о моем существовании... Ладно о моем, есть же еще и "Демиург-1". О нем-то он должен помнить. Признаться, ждать - самое поганое дело... Проклятье: когда же, наконец, сделают лифт?", - выругался он с досадой.
В ту же секунду в лифтовой шахте что-то заурчало, заскрежетало, будто сопротивляясь постороннему вмешательству, и стало ясно, что лифт рванулся вверх.
Джонатан, давно ожидавший какой-либо странности, с которой могла бы начаться необъявленная война с Охо, все-таки вздрогнул от неожиданности и приготовился к встрече с неведомым. Он ощутил, как биение сердца связывает его с движением лифта: что-то вытягивало, высасывало из него чувства и мысли, предлагая взамен реальности пропасть неизмеримой пустоты. Лифт еще не доехал до площадки, где его ожидал Джонатан, а он уже знал, что, а точнее, кто его там ждет. Вечность, вечность...