— Дисперсная система состоит из двух частей — непрерывная эта... фаза, то есть жидкость, искусственная кровь. И пузырьков, плавающих внутри, — прерывистой фазы. Так?
— Пленочки, или ко-о... колбочки, призмочки, пузырьки... — вставил старик.
— Ладно. Но здесь прерывистых фаз две, одна — структурированная, в виде объемной решетки, вторая — беспорядочная. Эта вторая попадает в легкие, и ею можно дышать... Правильно? Ладно, а первая? Которая жесткая, структр... структурированная — что оно такое? Может, это каркас, который поддерживает... — он неопределенно повел рукой в сторону Машины, — поддерживает ее форму?
— Нет, что-о... что вы, — возразил Раппопорт. — Это же всего лишь... молекулы какие-то, что ли? Они н-ничего поддерживать не могут. Я думаю, это скорее... — он покосился на Шунды правым глазом. — Нейронная сеть с распределенной системой вычислений, Ра-а... распределенкой.
— А корка... этот гель на поверхности?
— О, у него совершенно необычайные с-свойства. Он одновременно и в-вроде мембраны, пропускающей кислород. И пластичен. Но-о... но способен отражать всякие в-внешние воздействия.
— Для чего?
— Для чего? Ка-а... как для чего? Конечно же, чтобы защитить того, кто в-внутри.
— Так это охранный транспортный биомодуль! — понял наконец Одома. — Что вы мне голову морочите, так бы и сказали. Типа спецфургона со сканерами и радарами?
— Ну-у... может быть. Да. Хотя... з-знаете, мальчик, по-моему, он разумен. Ко-о... конечно, примитивно, функционально разумен.
— Но мы сможем с его помощью попасть в средад?
— Ну д-да. Для то-о... того его и сделали...
Тут в лабораторию вкатил Магадан.
— Солдат расставил, командир, — доложился он. — Все пучком и в лучшем виде.
Кивнув, Шунды подошел к модулю, пригляделся к розовым складкам... в них было что-то настолько гипертрофированно бесстыдное, что он стесненно хмыкнул и отвел взгляд.
— А как им управлять? — вдруг сообразил он и обернулся к Раппопорту. Рот Одомы неспешно, как в замедленной съемке, кривился уголками книзу, на гладком мальчишеском лбу возникали морщины, и голос менялся — в нем крепчали горячечные, злые нотки. — Там что — рычаги, баранка, педали? Телемонокль?
— Да нет же, мальчик! Я же говорю — вроде нейросети! — от возбуждения старик даже позабыл заикаться. — Вы когда влезаете, вы же прямо внутри нее оказываетесь, да еще и непрерывная фаза у вас в легких, в горле, в носоглотке... Там такое происходит... Эта штука, машина эта, она транслирует изображение в-всего, что вокруг, прямо в-вам в сознание... Вы по-о... попробуйте, не бойтесь — я вот попробовал, и живой!
— Полудохлый, — сказал Шунды, презрительно глядя на старика. — Магадан, если со мной что случится, убьешь его. Жопой на лезвия посадишь, понял?
Колесничий кивнул и ухмыльнулся.
— Ну ладно... — Шунды обеими руками ухватился за складки и медленно развел их в стороны.
— Мальчик, а стикерс! — застонал Раппопорт, простирая вслед руки. — Лепесток м-мне сначала! Стикерс приклеить дайте!
— Приклеишь, как обратно выберусь, — глухо донеслось из модуля, после чего розовые губы сомкнулись вокруг Шунды Одома.
Мягкие стенки сжали его, содрогнулись, будто в оргазме, и втянули внутрь — во что-то теплое и густое, наполненное беспорядочно клубящейся пылью мицелл. Оно казалось темно-красным в мерцающем свете крошечных пузырьков, которые, выстроившись перпендикулярными рядами, образовали симметричную структуру из бесчисленных пустотелых кубов. Шунды задергался, рефлекторно пытаясь вырваться обратно, как упавший в воду, не умеющий плавать человек, но не находя выхода; разинул рот в беззвучном крике — и на несколько мгновений потерял сознание.
Он очнулся, вися, подогнув ноги, в густой взвеси непрерывной фазы, с разинутым ртом — грудь тяжело двигалась, мышцы сдвигали и раздвигали ребра, но теперь легкие наполняло то же самое, что и снаружи, и это было неприятно, странно и необычно... но не смертельно, лишь сердце стучало глуше и тяжелее, чем всегда. Шунды Одома не вдыхал — но он дышал.
По нейронной сети пришел вопрос: Кто ты?
Темно-красная среда всколыхнулась, разошлась двумя занавесами, открыв картину: стена мастерской, угол фрезерного станка, изогнутый манипулятор — все это слегка искаженное, будто смотришь через очень большую, но слабую линзу.
Кто ты?
Голос звучал в мозгу... хотя сейчас Одома не чувствовал своего тела, ни рук, ни ног, ни головы, где этот мозг находился. Шунда висел, свернувшись, будто зародыш в теплых густых водах...
Ты будешь двигать меня?
Двигать? — подумал в ответ Шунды.