Больше всего это напоминало здоровенный кусок пластилина неопределенного цвета, заготовку, которую разминали перед тем, как слепить из нее какую-нибудь фигуру. Причем разминали прямо на глазах у Данислава: поверхность в разных местах то слегка прогибалась, то выпячивалась пологими буграми, медленно струилась, и хотя общая форма оставалась неизменной, очертания постоянно менялись. Кажется, именно на этом и было основано его движение: модуль — Дан не знал, как еще его назвать — не то полз, не то тек вперед.
Модуль остановился, и спустя несколько секунд из его бока выпал человек, весь облепленный розовым. Очумело мотая головой, хлопая себя по бокам и плечам, шагнул вперед. Низкого роста, щуплый... вдруг Дан понял, что это ребенок, мальчишка лет тринадцати. Глаза его были скрыты круглыми черными очками.
— Вомбат, твою мать! — зло прокричал он. — Сфера приземлилась?
Киборг начала растерянно:
— Шунды, что итого у тебя?
— Она села?! — завопил Шунды Одома.
— Осела, осела! — повысила голос киборг. — Шунды, Вомбата желает ведать...
— Пристрелите суку, — скомандовал он, и дерекламисты открыли огонь.
Дан отпрянул, повалился на полку, что тянулась вдоль стены, и тут же весь кластер шевельнулся. Языки пленки начали съеживаться, концы их изогнулись, будто это была разрезанная на сегменты шкура большого апельсина, которая теперь решила свернуться, восстановить свою форму.
За ухом кололо беспрерывно. Не удержавшись, Дан рухнул на чавкающий пол, будто в топкое болото. Слыша за спиной крики и грохот выстрелов, вылез на полку, низко пригибаясь, побежал. Нырнув за трубы, на ходу потянулся к кармашку с телемоноклем, потом пробормотал: ‘Что я делаю... У нее же есть тонк...’
Достигнув узкого пространства с прозрачной стеной, Дан увидел, что за ней не осталось ни одного модуля. Из коллектора доносились приглушенные крики, стрекот пневмоэлектрических автоматов, мелкой дребезжание, шелест...
Он снял с рукава тонк-ящерку, набрал номер на кнопках, утопленных в мягкое белое брюшко, и поднес к уху.
Дискотечный шар: застывший разноцветный свет, темная вода под стеклянным полом, приглушенные стоны, негромкий перебор гитарных струн. Софиты еще горят, но теперь не двигаются, лишь один стробоскоп продолжает вращаться, пронзая серебряными иглами повисшие под разными углами широкие лучи. Жиль Фнад сидит на перевернутой колонке и играет, не обращая внимание на происходящее вокруг. Собственно, вокруг ничего и не происходит — нечему больше происходить, все, что могло случиться, стараниями Фнада уже случилось. Тихо-тихо журчит кровь, удары сердца медленны и спокойны, еле слышны... в теле Жиля, как и в его сознании, ненадолго воцарилась благодать.
Он бережно положил гитару у ног, встал, вытащил из тела микрофоны, спрыгнул с накренившейся платформы, щерясь, побрел между трупами. Воздух казался бархатным — багряный бархат, Фнад шел сквозь него, ощущая щекочущее прикосновения воздушных текстур, мельчайших кровяных пылинок, наполнивших пространство шара. И без того феноменальное восприятие обострилось, он видел все вокруг, видел всей поверхностью своей кожи, и затылком, и висками — множество тел, большинство испустившие дух, хотя оставались и живые, покалеченные, и порхающих над полом тонк-жуков и тонк-бабочек...
Что-то зашелестело вверху, не поднимая головы, Жиль различил, как на своде вздулся пузырь, и от него вниз протянулся сгусток с крупной радужной каплей на конце. Словно размягченная пластмасса, но не горячая, не расплавленная... Утончаясь, сгусток достиг пола; капля расплылась над одним из тел, запеленала его в липкую пленку. Сгусток вознес труп к своду и втянул у пузырь, который съежился и пропал, а вокруг уже вытягивались другие сгустки, захватывали тела, раненые и мертвые, поднимали их и втягивали куда-то в пространство над сводом.
Это что, системы здания так работают? — Фнад шел, а вокруг него воздух простреливали толстые волокна с радужными каплями на концах, опускались и поднимались, очищая зал. В грудь ударилась тонк-птичка, свистнула и полетела прочь, выискивая исчезнувшего хозяина.
Чпок-чпок-чпок — Фнад скорее ощутил, чем увидел множество тел, серую пелену стремительно перемещающихся модулей. Они надвигались на Жиля. Он поднял было руку, согнул палец, собираясь выдвинуть плазменное лезвие, но передумал — слишком их много. Оглядевшись, Фнад между лесом движущихся сгустков разглядел пролом в полу, подбежал к нему и нырнул.
Вода имела температуру человеческого тела. Сквозь толстый слой оргстекла смутно виднелись те, кто лежал на полу, их спины и расплющенные весом тел ягодицы, затылки, скулы, бока, животы и груди. Движение слева... Фнад повернулся — рыба. Большая, размером со взрослого человека, толстобрюхая и с круглыми внимательными глазами. Что-то было в них, в этих глазах, словно огонек разума или, во всяком случае, понимания — но слишком нечеловеческого, чуждого. Искусственно удлиненные плавники заканчивались пятью отростками, словно покрытыми чешуей плоскими пальцами. Рыба зависла перед Жилем, подгребая плавниками и шевеля хвостом. Фнад покосился вверх, но сквозь пол защитные модули Общежития не были видны. Могут они плавать под водой? В любом случае, он продержится еще минуту, не больше. Надо выбираться, а то пойдет ко дну. Сквозь темную водяную толщу Жиль различал его, хоть и очень смутно: наросты и впадины, пологие холмы с черными дырами, шевелятся красные водоросли, что-то движется, перекатывается с места на место, а вон какой-то механизм медленно ползет, широким ковшом сгребая ил на своем пути ... да у них там целый поселок, у этих рыб!