— Проф! — рявкнул Одома и удивленно смолк: голос звучал иначе — глуше и тише, он словно вязнул в стеклистом тумане. Журчание текущего неподалеку ручья, голоса дерекламистов — все звуки вылиняли, обескровились.
— Проф, что случилось?
Старик поднял голову. Словно из глубокого колодца, голос его донесся до Шунды:
— Си-и... сингулярность.
— Чего, блядь?
Раппопорт медленно выпрямился. Лицо его изменилось, будто какая-то часть прежней личности, которой когда-то являлся этот человек, вдруг ожила и показала себя. Поставив терминал плашмя на ладонь отведенной в сторону руки, старик сделал шаг к Одоме, другой рукой поочередно прикасаясь пальцами к чему-то невидимому, стоящему на терминале, как на подносе.
— Техническая сингулярность, математическая, физическая, когнитивная... Какое блюдо вам подать? — произнес он громким, а не своим обычным дрожащим голоском.
— Не юродствуй... — сказал Шунды и, подумав, добавил. — Юрод.
— Н-новое слово изобрели, мальчик? Так вам в каком ключе? В т-техническом — берег канала был лишь пре-е... прелюдией, а теперь мы в ином технологическом пласте, том, что создан п-параллельной эволюцией ИскИнов. В ма-а... математическом — п-прошли точку, с которой функция стремится к бесконечности. В информационном — мы теперь среди в-виртуальности...
— Виртуальность? — Шунды вцепился в единственное понятное слово. — Мы в игре, что ли? Пока в отрубе лежали, ИскИны нас к игре подключили? А если...
— Н-нет, — сказал Раппопорт и ссутулился, вновь превратившись в прежнего зачуханного старикана. — Не в том смысле. П-правильнее — антивиртуальность. Как в-виртуальные частицы, которые невозможно определить, увидеть, но можно в-вычислить их при помощи изменений, к-которые происходят благодаря им, эффектам всяким. А т-тут... это у нас у всех футуршок при попадании в пространство, которое мы в-видим, ощущаем, но в к-котором во-о... вообще никаких изменений нет. Время тут свернулось, никакого движения, по-о... понимаете?
— Не понимаю, — отрезал Шунды и отвернулся, потеряв к Раппопорту интерес.
— Называйте ка-а... как хотите, н-не важно. М-мы в оцепеневшем мгновенье.
Одома махнул рукой, сказал дерекламистам: «Идем» и побрел сквозь шелестящее стекло, баюкая в руке звуковой кастет.
Плеск раствора в канале уже давно смолк, но журчание ручьев — звучащее теперь глуховато, будто те бежали по тонкостенным бетонным трубам, — раздавалось со всех сторон. Купол сферы исчез из виду, хотя иногда особо громкий скрип или треск доносились сверху.
— Шум вроде? — спросил Магадан. — Хоть бы что-то видно было!
Раппопорт, глянув вперед, сказал:
— Начинается. Т-теперь под ноги с-смотрите.
Глухое ритмичное лязганье зазвучало впереди. Дерекламисты сбились в кучу, и Шунды спросил у старика:
— В модуль?..
— Ка-а... как хотите, мальчик.
— Что значит «как хотите»? На хуя я тебя с собой взял? Говори, что делать!
— Н-ничего не делать. Идемте.
— Что это такое? — пробормотал катящийся впереди колесничий.
Очертания большой постройки возникли слева, а справа появилось что-то приземистое — оно медленно двигалось в сторону здания. Лязг звучал все громче, теперь его сопровождали глухие хлопки и ритмичный звук, словно множество людей маршировало где-то впереди.
Раппопорт повел рукой, будто хотел захватить в горсть чешуйки.
— Тут у них вто-о... второй полигон, кажется. Гэндзи говорит, они разные исторические ситуации с-симулировали, пробовали всякое, эксперименты с-ставили...
Бок машины, напоминавшей не то небольшую милитари-башню ТАГ, не то допотопный танк, возник в тумане. Из трубы на угловатом заду валил черный дым. Броню составляли керамические квадраты, очерченные рядами заклепок, из раскрытого люка на широкой башне торчала человеческая голова. Две гусеницы, тоже керамические, складывались из прямоугольников, скрепленных скобами. Они медленно крутились, перемещая машину. Один из дерекламистов вскинул автомат, когда рядом с танком показалась шеренга фигур. Шунды ударил его носком ботинка под колено, нога солдата подогнулась, и он уселся задницей на пол.
Нагие подростки с одинаковыми лицами шли, выставив перед собой легкие черные арбалеты. Строение слева оказалось крепостью, как и все остальное здесь — керамической, со стеной пятиметровой высоты и цилиндрическими башенками.