Великое движение на восток, Drang nach Osten, — крупнейший, но не единственный из процессов колонизации в Средние века. Направление с севера на юг прослеживается на Пиренейском полуострове: Реконкиста в ее различных фазах продвигает христианское население на земли, изъятые из-под власти арабов; она заканчивается падением Севильи в 1248 г., во время правления Фердинанда III Святого; только Гранада с небольшой прилегающей территорией остается в руках мусульман и будет завоевана лишь в 1492 г. Реконкиста (рис. 2.2) сопровождалась основанием поселений и последовательной распашкой вокруг них целинных земель; земли и денежные средства после падения Севильи были распределены между христианами королевской комиссией, которая заседала под председательством епископа Сеговии Раймундо. И все же новые территории были слишком обширны, а христианские королевства малочисленны. Заселение происходило не из-за нехватки земель, а скорее по военно-политическим причинам; оно не всегда бывало стабильным, новые населенные пункты часто создавались на месте старых, и сеть их оставалась достаточно небольшой, особенно во владениях Кастильской короны. Новое заселение долины реки Гвадалквивир в XIII в. обернулось провалом: проблема, как уже указывалось, состояла в избытке земли по отношению к небольшой численности населения, к тому же недостаточно организованного и плохо снаряженного.
На другой оконечности Европы скандинавские народы не ограничивались экспансией на континент, но достигали отдаленных, трудных для освоения территорий с суровым климатом. В IX в. норвежцы под предводительством Харальда I заняли Исландию: поразительный документ, «Landnamabok», относящийся примерно к 930 г., свидетельствует о расселении 30–35 тыс. чел. Скандинавы расселяются также на Шетландских и Оркнейских островах, а позже нестабильная колонизация захватывает и Гренландию. Помимо этих отважных деяний документально засвидетельствовано последовательное аграрное освоение островов Балтийского моря, Скании, центральной Швеции.
Источник: Lomax W., La Reconquista, Editorial Critica, Barcelona, 1984.
В результате этих перемещений на европейском континенте сложилась довольно стабильная структура расселения, и процесс обезлюдения, последовавший за чумой и выразившийся в большом количестве брошенных поселений, угнетает ее, но не разрушает. Большая часть территории Европы оказывается занятой не только политическими образованиями, но и хуторами, деревнями, замками, городами, устойчивая сеть которых способна противостоять кризисам.
Средневековые переселения, схематично обрисованные на предыдущих страницах, ставят перед нами многие важные и спорные вопросы. Один из них касается размеров миграции, которые с точностью установить невозможно. Кун, изучив разные доступные источники — переписи, кадастры, строительство городов и т. п., — предположил, что в XII в. переселение из старой Германии на территории между Эльбой и Одером затронуло около 200 тыс. чел. Такое же количество людей участвовало в следующем столетии в колонизации, которая достигла Померании и Силезии. Согласно Аубину, в Силезии с 1200 по 1360 гг. было построено примерно 1200 деревень, а в восточной Пруссии — 1400; всего 60 тыс. хозяйств с предполагаемой численностью населения порядка 300 тыс. чел. Цифры, конечно, относительно невелики, но они соотносятся со скромной численностью населения Германии, которое оценивается в несколько миллионов человек (около 6 млн в 1200 г.). Даже допуская, что оценки занижены и потоки переселенцев превышали приведенные цифры в два-три раза, уровень миграции все равно останется довольно скромным — не выше 1 ‰ в год. Однако следует иметь в виду, что это относительно слабое течение привело в действие так называемый «эффект основателя» (мало предков, много потомков): германское население к востоку от линии Эльба — Зале к концу XIX в. достигло 30 млн чел.
В связи с этим возникают некоторые важные вопросы. Прежде всего — правда ли, что движение на восток, как это часто утверждается, было вызвано нехваткой земель, обусловленной увеличением аграрной плотности в регионе выбытия, которая, в свою очередь, возникла в результате сильного демографического прироста? Такое традиционное толкование вызывает целый ряд сомнений: этому противоречит все еще низкая плотность в районах выбытия (особенно в начале процесса), относительно небольшая численность потока эмиграции по сравнению с мощным естественным приростом, наличие на исходных территориях относительно свободных пространств. Представляется, что на самом деле поток эмиграции связан скорее с высоким уровнем организации и технологии исходного населения по отношению к более низкому уровню развития автохтонного славянского населения на территориях иммиграции, а также с крайне благоприятными условиями переселения крестьян — не говоря уже об относительно коротких расстояниях между районами выбытия и прибытия. У немецких иммигрантов были плуги, бороны, орудия, позволявшие сводить леса и поднимать целину; славяне занимались охотой, рыболовством и подвижным земледелием, при котором земли, переставшие быть плодородными, оставляют и переходят на другие. Аубин описывает, как и при каких обстоятельствах проходила эта иммиграция, организованная и спланированная церковью и знатью, рыцарскими орденами (тамплиерами и Тевтонским орденом) и крупными религиозными сообществами (цистерцианцами, премонстратами), и в особенности упоминает: а) планирование и отбор земель, их обмер, раздел, с учетом доступа к воде и риска наводнений, — а речь шла в основном о целинных землях; б) денежные средства, поддерживавшие эмигрантов в пути, обеспечивавшие им пропитание до первого урожая, возможность купить семена, орудия, сырье; в) посредничество, между феодалом-основателем и крестьянами, некоего переселенца-устроителя; г) предоставление средней семье надела (Hufe) площадью около 20 гектаров (17 гектаров — малая, или фламандская модель, 24 гектара — модель большая, или франкская) с поселением в деревне, насчитывающей 200–300 чел. (отдельно стоящие дома были исключением); д) тот факт, что земля многие годы не облагалась податью и могла быть передана по наследству, продана или оставлена.