Тайвань в настоящее время превратился в крупнейшего инвестора для континентального Китая и стран Юго-Восточной Азии, что дало свежий импульс модернизационным процессам в тайваньском обществе. Тайваньская экономика заняла важное место на глобальном рынке: Тайвань стал одним из мировых лидеров в области электроники, биотехнологий, производства светодиодов и проч. В итоге Тайвань вместе с Японией, Южной Кореей и Сингапуром вошел в число наиболее развитых стран мира, хотя его будущее на фоне экономических достижений и быстрого роста военной мощи континентального Китая не выглядит безоблачным.
Попробуем теперь сопоставить опыт модернизации Тайваня и Южной Кореи с процессом успешной модернизации тех стран мегарегиона, где политический строй характеризуется явным креном в сторону авторитарных методов управления, – с Сингапуром и КНР. Конечно, по своим геополитическим характеристикам, да и историческому опыту эти страны представляют собой полярные противоположности, так что призыв нынешнего китайского руководства «учиться у Сингапура» можно считать просто пропагандистским приемом. Но одно важное и притом редко замечаемое сходство между этими государствами все же имеется: и огромный Китай, и крошечный Сингапур являются многонациональными странами, причем Сингапур в прошлом становился ареной массовых столкновений на этнической почве. В этом смысле Сингапур можно назвать миниатюрной империей.
Кроме того, необходимо учитывать неоднозначность самого понятия авторитаризм. Некоторые исследователи обоснованно предлагают различать авторитаризм «консервативный», или «традиционалистский», стремящийся законсервировать отсталые формы хозяйства и общественной жизни, и авторитаризм модернизационный, который ставит своей целью экономическое и социальное развитие страны[47]. Еще один важный фактор – взаимодействие власти с обществом, способность модернизирующей силы опереться на социальные группы, которые могли бы стать движущей силой модернизации и придать ей необратимый характер. При этом авторитарная власть, требующая крупных капиталовложений в экономику и налагающая строгую дисциплину на своих граждан вплоть до почти запретительного налога на импорт предметов роскоши (порядок, до сих пор сохраняющийся на Тайване), должна опираться на широкий общественный консенсус. Многое зависит и от того, насколько страна чувствует себя защищенной и способна открыться не только иностранным инвестициям, но и иностранным идеологическим и культурным веяниям. Например, модернизация на Тайване едва ли была бы столь успешной, если бы переход к ее зрелой фазе в середине 80-х гг. XX в. не совпал с резким падением напряженности в отношениях с континентальным Китаем, что убедило тайваньских предпринимателей в возможности вкладывать капиталы в китайскую экономику. Справедливости ради надо сказать, что тайваньское правительство не одобряло эту тенденцию, но уже было неспособно остановить ее. Аналогичным образом полномасштабная модернизация Южной Кореи стала возможной лишь после того, как в южнокорейском обществе были изжиты страхи перед вторжением с севера, а обозначившееся в последнее время усиление напряженности по обе стороны от 38-й параллели никак не повлияло на ту модель, в соответствии с которой развивается Южная Корея.
Что же касается Китая, то важнейший факт, требующий самого тщательного осмысления, состоит в особого рода незавершенности его модернизации. Речь идет не просто о неравномерности и неоднородности развития страны в географическом, социальном и этническом отношениях. Незавершенность модернизационных процессов в Китае проявляется в определенной двойственности, неоднозначности сложившегося в современном Китае общественного строя. С одной стороны, в Китае создана жизнеспособная рыночная экономика, появился многочисленный средний класс, хорошо сознающий свою силу и интересы, допускается значительная степень хозяйственной автономии. С другой стороны, КПК сохраняет монополию на власть и идеологию в обществе, причем ее идеологический контроль в последние годы даже усиливается. Хотя китайские лидеры заявляют о своей приверженности демократии, они скептически относятся к либеральной демократии западного образца и понимают под демократией прежде всего идейное и культурное единство общества на основе идеологических принципов КПК. По примеру Тайваня они считают ближайшей целью развития страны достижение «малого процветания», но высшей целью для них остается наращивание «совокупной мощи государства». Соответственно, демократия в Китае осуществляется преимущественно в формах «консультаций» органов власти с широкими слоями общества. И надо признать, что правящие верхи КНР имеют эффективные каналы связи с общественным мнением и в большинстве случаев своевременно корректируют политический курс, чтобы избежать народного протеста. Эта особенность политической жизни Китая, характерная и для Сингапура, тоже является составной частью китайской политической традиции. Однако и китайская, и сингапурская модернизационные модели нельзя считать поставторитарными, поскольку базовые, фундаментальные принципы развития обоих государств не являются демократическими. В данном случае мы имеем дело с авторитарной модернизацией – разве что, может быть, в ее более мягкой форме.