В политическом отношении модернизация главным образом означает вовлечение широких масс населения в политику и легитимацию государственной власти, которая устанавливает всесторонний контроль над территорией государства и его населением, а также монополию на насилие. Негативные последствия модернизации были хорошо видны уже в XIX в. К. Маркс предлагал устранить их с помощью социалистической революции. М. Вебер видел главную угрозу в бюрократической рационализации государственных институтов, которая подавляет свободы личности и демократию, что подтвердилось в практиках тоталитарных режимов первой половины XX в. – фашистского и коммунистического. В западной литературе принято считать их «извращением» модернизационного процесса и даже «ложной», «фиктивной» модернизацией, поскольку в них только «имитируются» демократические свободы, а элементы современного общественного устройства смешаны с пережитками традиционных укладов[28].
В западной литературе сложилось устойчивое представление об исторических фазах процесса модернизации. Классической работой здесь является исследование У. Ростоу «Стадии экономического роста». У. Ростоу выделяет пять стадий: 1) традиционное общество; 2) предпосылки для взлета; 3) взлет; 4) достижение зрелости и 5) эпоха массового потребления[29].
Основываясь на подходе У. Ростоу, А. Органски разработал схему модернизации, которая интересна тем, что в ней основное внимание обращается как раз на политическую модернизацию. А. Органски выделяет следующие этапы модернизации в политической сфере: 1) «первичное объединение», т. е. обеспечение контроля государства над территорией и населением; 2) индустриализация; 3) политика государства благосостояния, что означает адаптацию политики к интересам широких слоев общества; 4) политика в обществе изобилия[30].
Отталкиваясь от этой схемы, А. Мартинелли предложил рассматривать политическую модернизацию в свете определенной последовательности «политических кризисов»: во-первых, кризис идентичности, сопутствующий возникновению нации и национального государства; во-вторых, кризис легитимации, связанный с установлением всестороннего государственного контроля над территорией государства и обществом; в-третьих, кризис проникновения (имеется в виду включение в политику всего населения); в-четвертых, кризис участия в политике, связанный с признанием властью интересов новых общественных групп; в-пятых, кризис интеграции, связанный с созданием политической системы, объединяющей все ветви власти и общественные институты; в-шестых, кризис распределения, связанный с необходимостью перераспределения общественных благ[31].
В последнее время в западной политической мысли получила развитие система представлений и теоретических обобщений, названная транзитологией. Транзитология может рассматриваться как непосредственное продолжение теории модернизации, однако это продолжение в данном случае оказывается существенно суженным и сводится фактически к единственной проблеме – переходу от авторитаризма к демократии, что как раз и имеет самое непосредственное отношение к поставторитарной модернизации. Точнее, для пробле-матизации поставторитарной модернизации представляют интерес не закономерности и общие правила, фиксируемые транзитологией, но исключения, частные случаи, особенности и специфические проявления демократического транзита, то есть все те политические феномены, которые бывают главным образом в ареалах незападных политических культур. Следует отметить, что и сами основоположники транзитологии исключительно внимательно относятся к любого рода нетипичным казусам, причем даже в рамках классического западного пути демократического транзита. Так, Ф. Шмиттер считает, что «полезно учитывать „врожденные пороки“ процесса демократизации, обусловленные не только характерными для данного общества структурными особенностями, но и сопутствующими обстоятельствами, возникающими непосредственно в момент смены режима»[32].
Тем не менее транзитологический подход применим для изучения модернизационных процессов на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии лишь с определенными оговорками. Можно указать две причины подобной ситуации.
Во-первых, транзитология изначально – можно даже сказать, инструментально – настроена на восприятие некоего временного переходного состояния с априорно обозначенными начальной и финальной точками движения. Понятно, что подобная переходность может оказаться и довольно продолжительной по времени. Но очевидная предзаданность, сводящаяся к тому, что неизбежный набор перемен в любом случае будет иметь место и эти перемены приведут к более или менее прогнозируемому результату, может существенно воспрепятствовать пониманию самого состояния транзита – особенно в тех случаях, когда такой транзит принимает как бы «затвердевшие» формы. В этом смысле Б. А. Исаев справедливо замечает, что у любой «национальной демократии» есть собственная «траектория движения», которая отнюдь не предполагает обязательного прохождения всех фаз развития[33]. Симптоматично и пессимистическое замечание Д. Растоу: «Явная неудача при разрешении какого-то животрепещущего политического вопроса ставит под удар будущее демократии. Когда же нечто подобное происходит в начале стадии привыкания, последствия могут оказаться роковыми»[34].