Но вот отец умер, и кризис государственного монополизма охватывает все новые и новые страны. Полумеры консерваторов по свертыванию государственного регулирования дают только короткую передышку. В Великобритании дело дошло до уличных столкновений, в Америке — до погромов в Лос-Анжелесе. То ли еще будет. Государственный монополизм как система не вяжется с условиями конца XX века. Что же будет он делать в XXI веке, когда компьютеры предъявят свои права на место чиновников, а господство хозяйственных монополий сделает неизбежной всеобщую экологическую катастрофу? Миру нужно новое общественное устройство. Каким оно будет?
«Все классы… должны исчезнуть… за исключением двух масс, городского и сельского пролетариата, которые станут собственниками; вероятно, коллективными, в разных формах и в разных условиях, определенных в каждой области и в каждой коммуне степенью цивилизации и волею населения, один — собственником капиталов и орудий производства, другой — земли, которую он обрабатывает своими руками». Основой общества Бакунин видел коллективную собственность на средства производства. Уже сейчас, в конце XX века предприятия, находящиеся в коллективной собственности своих работников обгоняют частнособственнические фирмы, на которых сохраняется диктатура менеджера-предпринимателя. Производственные «республики» делают человека гражданином на производстве, полноправным собственником, а не наймитом.
Сегодня коллективные предприятия сковываются конкуренцией мощных транснациональных монополий, опирающихся на силу государства. Но, может быть, человечество способно обходиться вообще без государства, без этой бюрократической машины, противостоящей обществу? Несмотря на все свои издержки, научно-технический прогресс все же расширяет сферу свободы личности, превращая ее в активного участника истории. Это создает предпосылки того, что в будущем люди, возможно, смогут обойтись без многочисленной и неэффективной бюрократии. Бакунин представлял себе безгосударственное саморегулирующееся общество будущего как союз союзов: «Организация общества путем свободной федерации снизу вверх рабочих союзов, как индустриальных, так и земледельческих, как научных, так и союзов работников искусства и литературы; сначала в коммуну, потом федерация коммун в области, областей — в нации, и нации — в международный братский союз». Нижестоящие общности сами определяют, куда вступать.
Производственное и территориальное самоуправление может взять на себя функции социального обеспечения, обороны и внешних сношений. И только в тех случаях, в которых необходимость объединения усилий не может быть осуществлена рыночным путем, органы самоуправления договариваются о наделении своего союза какими-либо правами. Это еще не идеал Бакунина — общество свободы и солидарности, но это уже переход к нему — общество XXI века.
ПАРИЖСКАЯ КОММУНА
В наше время средства массовой информации всеми силами пытаются сохранить черно-белое мышление и просто переставляют плюс на минус. То, что коммунистической идеологией объявлялось самым прогрессивным, теперь однозначно предается анафеме, даже если это такие сложные явления, как революция, социалистическая мысль или стремление к социальной справедливости.
На некоторых старых отрывных календарях, отпечатанных еще «Политиздатом» и «Правдой», дата 18 марта выведена красным, как праздник День Парижской Коммуны. Сегодня, после массовой «смены вех», «граждане свободной России» торопятся вместе с Первомаем выбросить на свалку и другие «красные» праздники.
Парижской Коммуне в этом смысле не повезло вдвойне. Она была революцией, которую уже делали социалисты и (о, ужас!) анархисты. Как раз о последних и хочется рассказать подробнее. Ведь именно они — левые последователи основателя современного анархизма П. Ж. Прудона — взвалили на себя практически всю социальную политику Парижской Коммуны. Есть ли чему поучиться нам в XX веке у этих революционеров века XIX?
Варлен, Авриаль, Малон, Франкель, Тейс, Лефрансе — они учились у Прудона, прислушивались к аргументам «великого бунтаря» Бакунина, спорили с Марксом. До революции они были «диссидентами», многие сидели в тюрьмах или изгонялись из страны. Со второй половины 60-х годов они отстаивают идею коллективной собственности на средства производства, которая даст каждому человеку чувство хозяина и независимость от угнетения: «Как философы мы опираемся на данные экспериментальной науки, как политики мы стремимся к созданию федеральной коммуны и федерации групп рабочих, как социалисты мы хотим коллективной собственности на орудия труда, которая обеспечит всем равенство элементарных условий жизни и вместе с тем гарантирует каждому всестороннее развитие и всеобщую свободу,» — писал Малон.