В результате Великой русской революции 1917–1921 гг. в Кремле воцарились носители новой идеологемы — государственного социализма (коммунизма). Коммунистам удалось разрешить противоречие сгубившее монархию, — провести индустриализацию страны, подавив при этом классовую борьбу и сохранив монолитность традиционного общества. Большевики сумели повторить опыт любимого ими царя — Петра I решить задачи модернизации путем укрепления институтов феодализма. Но сохранялись не лучшие, а худшие, наиболее консервативные черты старого мира. Общинность нашла свое воплощение в советском коллективизме, а сама община в колхозе, духовное единство общества — в идеологической монолитности, корпоративность и уравнительность — в «социалистическом» распределении. Государство было подчинено идеологическим постулатам, марксизм-ленинизм превратился в квазирелигию, а партия в псевдоцерковь, борющуюся с любым намеком на ересь. За неверное толкование соотношения бытия и сознания в 30-х гг. XX в. в России могли казнить так же, как казнили еретиков в XVI в. Как и во всяком традиционном обществе возникло причудливое сочетание абсолютного диктата государства с элементами базовой «общинной» демократии в низовых ячейках добровольно-принудительных «общественных» объединений. Иерархическое полуфеодальное государство как бы растворило в себе общество. Самодержавная власть генсеков в народном сознании оказалась тождественной власти царей.
«То, с чем Россия в старый мир ворвалась,
Так что казалось, что ему пропасть,
Все было смято. И одно осталось —
Его неограниченная власть», — писал поэт Н. Коржавин.
А в чем-то общество даже вернулось назад: были восстановлены паспортная система и фактически государственное крепостничество.
Путем мобилизации ресурсов коммунисты втащили Россию в индустриальную стадию развития, но попались сразу в три капкана, расставленных им историей.
Во-первых, издержки «большого скачка» оказались для народов нашей страны непомерными. И как только перестройка вынудила ослабить государственный пресс — КПСС немедленно был предъявлен счет за миллионы убитых и замученных в лагерях, за разрушение духовных и культурных основ жизни народа, за изоляционизм и «железный занавес», вызвавшие неуемную и нерасчетливую тягу ко всему иностранному. (Помните у «Наутилуса»: «Нас так долго учили любить твои запретные плоды!»)
Во-вторых, ресурс подобной модернизации оказался исторически ограничен. Бюрократическая система могла построить современную индустрию, но она не могла ею эффективно управлять. Преодолеть рубеж научно-технической революции традиционное общество оказалось не в состоянии: технологическое отставание от Запада стало неизбежным и все более угрожающим.
В-третьих, коммунисты решили чужую (буржуазную) задачу — индустриализацию — ценой жизни своей утопии. Построенное ими общество явилось ужасной карикатурой на марксистскую теорию.
писал когда-то пролетарский поэт В. Маяковский по поводу не понравившихся ему шести монахинь. Но слова стихотворца смело можно отнести к плодам «его революции» — «развитому социализму».
«Власть трудящихся» обернулась ничем не ограниченной диктатурой класса партийно-государственной номенклатуры.