Успехи России после этой даты впечатляют, однако же ее ВНП все еще на 30% ниже, чем в 1990 году. С приростом по 4% в год российской экономике понадобится по меньшей мере десять лет, чтобы вернуться к уровню, на котором она находилась, когда коммунизм потерпел крах.
Переходный период длиною в два десятилетия, в течение которых бедность и неравенство растут в огромной пропорций, в то время как немногие богатеют, никак не может называться победой капитализма и демократии[614].
Можно было бы задаться вопросом, почему столь трезвая оценка появилась так поздно, ведь Клинтон был президентом как раз с 1992 по 2000 год, то есть в то самое десятилетие, которое Стиглицу сегодня справедливо кажется безобразным. Но именно способность создавать, доводить до масс или скрывать реальность посредством совершенного информационного механизма есть одно из основных орудий победившего «свободного мира». Это, конечно, дело «техники», но, может быть, именно из-за подобных технологий такие «большие» и в пределе пустые слова, как свобода и демократия, приобрели форму и заключили в себе содержание, какие мы видим сегодня.
16. ЭТО И БЫЛА «НОВАЯ ИСТОРИЯ»?
На этот раз я сказал: «С сегодняшнего дня начинается новая эра в истории мира, и вы можете утверждать, что присутствовали при этом».
Симона Вейль[615]: — Почему вы приказали стрелять в моряков Кронштадта?
Троцкий: — Вы из Армии Спасения?
Новая история Европы заключена, или развернута, между двумя датами-эмблемами, которые должны — согласно различным точкам зрения — помочь отыскать в ней смысл или даже составить некий промежуточный эпилог. Называются разные пары дат, соответствующие различным концепциям, которые, что очевидно, предлагают различные деления и периодизации. Первая пара — 1789/1917; вторая — 1789/1989.
В первом случае мы имеем идею движения в каком-то направлении с целью добиться лучшего. В основе ее лежит понятие об историческом характере всех политических форм, включая «парламентскую демократию». Во втором случае — взгляд, или, если угодно, идеологию, построенную на исконном, вневременном превосходстве «парламентской демократии», и убеждение в том, что в задачу всех народов входит раньше или позже достигнуть этой великой цели, начиная с народов Европы, где и родилась такая модель на все времена. Согласно такой перспективе, все, что происходило между установлением модели парламентарного строя (пусть еще несовершенной) по окончании четверти века, заключенной в рамки 1789-1815 годов, и ее полной победой в 1989 году, не что иное, как «отклонение», временное затмение. С «лучезарным» двухсотлетним юбилеем не только история, но и политическое моделирование приходят к своему завершению. В первой периодизации, напротив, вместе с оптимизмом, изначально присущим идее прогресса (это — тоже своего рода вера), наблюдается и критическое начало, побуждающее расшифровать то, что скрывается за фасадом различных режимов, за их самопрезентацией. Этот критический порыв заставляет постоянно допытываться, существует ли или нет связь, соответствие между «словами» и «делами».
Для Маркса и Энгельса социализм был делом «первого мира». Из их произведений видно, что они осмысляли историю прошлого и возможные трансформации единственно в отношении самых передовых стран Европы (Франции, Германии, Англии) и США. Остальная часть мира была в их глазах «отсталой». Они предвидели, что именно в центре индустриального, передового Запада капитализм «производит своих собственных могильщиков», то есть рабочий класс: он свергнет власть капитала и встанет во главе той самой передовой индустриальной системы, в строительство которой капитализм внес такой колоссальный вклад. Они добавляют, что, освободив себя, рабочий класс освободит и других эксплуатируемых; и завершают свой призыв к борьбе обращением к «пролетариям всех стран»; но под этими странами подразумевают прежде всего страны «первого мира».
Однажды, уже после 1848 года, Энгельс написал, что такая далекая, древняя и «отсталая» страна, как Китай, сможет включиться в подобное (им предвидимое) историческое движение тогда, и только тогда, когда на Великой Китайской стене появятся три слова, заповеданные Французской революцией: Liberté, Egalité, Fraternité — Свобода, Равенство, Братство. То есть Китай должен был гигантскими шагами догонять «буржуазную демократию», и лишь после этого социализм мог встать для Китая на повестку дня.
615
Вейль, Симона (1909-1943) — французский философ и религиозный мыслитель; главное внимание уделяла теме страдания, особенно страдания невиновных; в ранний период подходила к этому вопросу с позиций марксизма и социализма, после участия в гражданской войне в Испании (1936-1939) разочаровалась в этих идеях