Сорель привел убедительные исторические примеры разрушительных последствий демократизации. – Фискальные законы, стеснительные для богатых, немало способствовали разрушению греческих городов и итальянских республик. В XV веке папа Пий II отмечал необыкновенное благоденствие торговых городов Германии и большую свободу немецких граждан, которые в Италии были гонимы. «Современная социальная политика насыщена завистью и местью… Невозможно понять успехи демагогов, начиная с древних Афин и до современного Нью-Йорка, если не считаться с этими идеями, ослепляющими рассудок… Демократическая политика уничтожила цветение Древнего мира», – писал Сорель.
В противоположность демократическому застою борьба за социализм, утверждал Жорж Сорель, «пробуждает в душе высокие чувства, необходимые для этой гигантской битвы, и отодвигающие на второй план жажду удовлетворить свои чувства жестокостью; на первый план выступает гордость свободного человека, защищая рабочего от шарлатанов, от жадных до поживы вождей». Сорель провел глубокую параллель между подлинным социализмом и благородным типом войн. «Героическое представление о войне царит над всей античной историей, – писал он. – Республиканские учреждения древней Греции были вначале военными организациями граждан. Греческое искусство, философия, социальные утопии создавались для того, чтобы сохранить в городах ядро гомеровских воинов. В новейшее время войны за свободу были так же плодотворны, как древнегреческие». – Эта аналогия решительной пролетарской борьбы с победоносной войной помогает осмыслению благородных черт насилия по Сорелю.
Применительно к революции он развил свою мысль таким образом: «Насильственные действия пролетариата имеют значение лишь военных действий… На войне не убивают побежденных… Сила проявляется сообразно собственной природе, ничего не заимствуя у правосудия, которым общество пользуется против преступников. Чем больше распространится и разовьется синдикализм, освобождаясь от старых предрассудков, идущих от старого режима и католической церкви через посредство писателей, профессоров философии и историков революции, тем больше социальные конфликты будут носить характер чистой войны, вполне аналогичной борьбе двух враждебных армий».
«Но существует и другой вид войны, в котором нет ничего благородного, – заключал он. – Война уже не служит самоцелью, а должна удовлетворить честолюбию политических деятелей. Войны ведутся на чужой территории, чтобы получить немедленные материальные выгоды. Тогда всякое внешнее завоевание служит причиной победы внутренней, выпадающей на долю правящей партии». «Всеобщая социальная забастовка ближе к первому типу войны… Всеобщая забастовка обнаруживает безразличное отношение к завоеваниям, стремясь уничтожить государство,…которое было организатором завоевательных войн и распределителем благ». Не случайно Бенито Муссолини перед Первой мировой войной руководствовался этой идеей Сореля, осуждая стремление итальянских правителей к захвату чужих земель. Он предвидел, что участие Италии в коалиционной войне между буржуазными государствами, сведется к обогащению их финансово-политической верхушки.
О другом, ущербном типе социальных преобразований Сорель писал в начале XX века: «Так как в настоящее время благодаря новым средствам, доставляемым парламентским режимом, власть переходит из одних рук в другие, и так как пролетариат превосходным образом втиснут в рамки официальных союзов, то нам пришлось бы увидеть, как социальная революция завершилась полным рабством». Резкие характеристики Сореля подтверждаются процессами, идущими в европейских странах в XXI веке. Политические махинации правящих партий Европы, управляемые из единого международного центра, прямо ведут к социальному вырождению в масштабе континента, обрекая его народы на духовную немощь и бессилие, равносильные новому рабству.