Восприемником идей Жозефа Прудона, но, прежде всего, самостоятельным социальным мыслителем стал Жорж Сорель /«Размышления о насилии», 1906г./. В отличие от Прудона Сорель воспринял некоторые положения марксизма, но значительно переосмыслив их, продолжал считать себя сторонником Маркса, прежде всего, в идее революции /насильственного переворота/, которую он понимал, однако, совершенно иначе. Первоначально он считал себя представителем «новой школы марксизма», однако в дальнейшем подверг марксизм критике по многим позициям, противопоставив «научному социализму» концепцию революционного анархо-синдикализма.
Сорель отрицал необходимость пролетарской партии, выступал против участия рабочего класса в политической борьбе /«Социальные очерки современной экономии»/. Революцию он представлял волевым иррациональным стихийным актом, порывом народа. Революционные принципы были для него мифами, аналогичными мифам религии. Прельщенный интернационализмом и неудачно искавший национальный смысл в грядущих преобразованиях Сорель сосредоточился на описании мифа, в котором снимались многие противоречия беспокойной мысли социолога. Единственными носителями социалистических идей Сорель считал профсоюзы /синдикаты/. Религия представлялась ему существенной стороной жизни и человеческой деятельности, очагом героизма и аскетической нравственности. Он постоянно искал новые формы активизма.
Перед Первой мировой войной Жорж Сорель пришел к соглашению с националистической роялистской организацией «Аксьон Франсез». Одновременно он критиковал «парламентский кретинизм» французской и немецкой социал-демократии, выделяя положительные особенности Германии даже в левом движении. Проявив редкую прозорливость в осмыслении событий, казалось бы, не совпадавших с его образом мышления, Сорель по-своему оценил значение Октябрьской революции 1917г., призывая к помощи Советской России. Его привлекали революционные тенденции в итальянском рабочем движении.
Свой главный труд «Размышления о насилии» /1906г./ Сорель начал с обвинения «парламентских социалистов» в пренебрежении к революции, утверждая, что «парламентский механизм заменил им ружье» /вслед за Анри Тюрго он называл их реформистами/. – Здесь обнаружилась склонность Сореля к оценке событий и лиц в марксистском стиле. Его возмутили слова Клемансо: «Я сторонник патриотизма» и Леона Буржуа: «Цели можно достичь, подавляя и уничтожая классовую борьбу, устроив так, чтобы все считали себя носителями общего дела». – Хотя оба высказывания носят нейтральный смысл по отношению к революции, которая может совершиться и справа, и слева /в консервативном или марксистском духе/. Сорель не принимал идею установления социального мира, так как, отличие от Прудона, был безусловным сторонником революции, если понадобится – в крайней форме.
Его радовало, что «с тех пор, как республиканское правительство и филантропы задались целью уничтожить социализм, развивая социальное законодательство, и сдерживая хозяев в их репрессиях во время стачек, конфликты принимают гораздо более острую форму, чем раньше». Теория и поступки этих «миротворцев» «основаны на неопределенном понятии о долге, тогда как право покоится на точных определениях», – писал Сорель. Смысл этого противопоставления проясняется в его утверждении: «Нет долга социального, как нет долга международного».
Таким образом, Сорель из революционных соображений осуждал классовый мир в государстве, не принимая в соображение, что социальный мир необходим государству для нормального развития, если только он не связан с консервацией государственного упадка. Ученый, однако, с постоянным сомнением размышлял о Германии: «Наши романские страны представляют очень большие препятствия для осуществления социального мира, потому что внешним образом классы разграничены гораздо сильнее, чем в странах германской расы».
Сорель не уставал обличать характерные особенности парламентской жизни и советовал пролетариату использовать все средства для достижения своих выгод: «Депутаты решают дела, имея в виду лишь интересы влиятельных избирательных кадров, стараясь не возбуждать особенно громких протестов в лагере тех, интересы которых принесены в жертву… У рабочих нет денег, которые они могли бы предложить депутатам, но у них есть гораздо более действенное средство: они могут пугать, и уже несколько лет они широко пользуются этим оружием».