Наконец, понимание широко распространенного и растущего сепаратистского потенциала также позволяет ответить на последний вопрос, касающийся опасностей подавления со стороны центрального правительства.
Хотя в этом отношении важно помнить о сепаратистском прошлом США, для успеха либерально-либертарианской революции еще важнее избежать ошибок второй неудачной попытки отделения. К счастью, проблема рабства, которая усложнила и затмила ситуацию в 1861 году, была решена. Однако, другой важный урок должен быть извлечен из сравнения неудавшегося второго американского эксперимента отделения с успешным первым.
Первому американскому отделению значительно способствовал тот факт, что в центре власти, в Британии, общественное мнение относительно сепаратистов едва ли было единым. Фактически, многие видные британские деятели, такие как Эдмунд Берк и Адам Смит, например, открыто сочувствовали сепаратистам. Помимо чисто идеологических причин, которые редко затрагивают больше, чем горстку философских умов, это отсутствие единой оппозиции американским сепаратистам в британском общественном мнении можно объяснить двумя дополнительными факторами. С одной стороны, существовало множество региональных и культурно-религиозных связей, а также личных и семейных связей между Великобританией и американскими колонистами. С другой стороны, американские события считались далекими от дома, а потенциальная потеря колоний экономически незначительной. В обоих случаях ситуация в 1861 году была совершенно иной. Безусловно, в центре политической власти, которая переместилась в северные штаты США, мнение о сепаратистской Южной Конфедерации не было едино, и у Конфедерации также были сторонники на Севере. Однако между американским Севером и Югом существовало меньше культурных и родственных связей, чем между Великобританией и американскими колонистами, а отделение Южной Конфедерации охватило примерно половину территории и треть всего населения США и, таким образом, принесло революцию к порогу северян и нанесло им большой экономический ущерб. Поэтому северной властной элите было сравнительно легче сформировать единый фронт «прогрессивной» культуры янки по сравнению с культурно отсталыми и «реакционными» дикси.
Таким образом, в свете этих соображений представляется стратегически целесообразным не предпринимать попыток повторить то, что в 1861 году столь болезненно провалилось для всего Юга, пытающегося покончить с тиранией Вашингтона. Образец сецессий должен быть взят из европейского средневековья, когда примерно с двенадцатого до семнадцатого века (с появлением современного центрального государства) Европа характеризовалась существованием сотен свободных и независимых городов, вкрапленных в преимущественно феодальную социальную структуру. Выбрав эту модель и стремясь создать множество территориально разъединенных свободных городов – аналогов Гонконга, Сингапура, Монако и Лихтенштейна, разбросанных по всему 55 континенту, две основных цели, недостижимых без этого, можно выполнить. Во-первых, помимо признания того факта, что либерально- либертарианский потенциал распределен крайне неравномерно по всей стране, такая стратегия выхода по частям делает отделение менее угрожающим в политическом, социальном и экономическом плане. Во- вторых, осуществляя эту стратегию одновременно во многих местах по всей стране, центральному государству становится чрезвычайно трудно создать единую оппозицию в общественном мнении сепаратистам, которая обеспечила бы уровень поддержки населения и добровольное сотрудничество, необходимое для успешного разгона.