Принципиальное противодействие либертарианцев войне во Вьетнаме совпало с несколько рассеянным противодействием войне со стороны новых левых. Кроме того, анархистские заключения либертарианской доктрины обратились к левой контркультуре. Разве нелегитимность государства и аксиома ненападения (что никто не должен инициировать или угрожать применением физической силы против других и их собственности) не подразумевают, что каждый свободен выбрать свой собственный неагрессивный образ жизни? Разве это не означает, что пошлость, непристойность, ненормативная лексика, употребление наркотиков, беспорядочные половые связи, порнография, проституция, гомосексуализм, полигамия, педофилия или любые другие мыслимые извращения или аномалии, поскольку они были без жертв преступления, не были бы никакими преступлениями, а совершенно нормальными и законными образами жизни? Поэтому неудивительно, что с самого начала либертарианское движение привлекло необычайно большое количество ненормальных и извращенных последователей. Впоследствии контркультурная атмосфера и мультикультурно-релятивистская «толерантность» либертарианского движения привлекли еще большее количество неудачников. Мюррей Ротбард с отвращением назвал их «нигило-либертарианцами» и назвал их «модальными» (типичными и репрезентативными) либертарианцами. Они фантазировали об обществе, в котором каждый был бы свободен выбирать и развивать любой неагрессивный стиль жизни, карьеру или характер, который он хотел, и где, в результате экономики свободного рынка, каждый мог делать это за счет общего процветания. По иронии судьбы, движение, которое намеревалось демонтировать государство и восстановить частную собственность и рыночную экономику, было в значительной степени переделано, а его внешний вид был сформирован умственными и эмоциональными продуктами государства всеобщего благосостояния: новым классом вечных подростков.
Эта интеллектуальная комбинация вряд ли могла бы благополучно закончиться. Капитализм частной собственности и эгалитарный мультикультурализм столь же маловероятны в соединении, как социализм и культурный консерватизм. И в попытке объединить то, что не может быть объединено, большая часть современного либертарианского движения фактически способствовала дальнейшему размыванию прав частной собственности, так же само, как большая часть современного консерватизма способствовала размыванию семей и традиционной морали. То, что контркультурные либертарианцы не смогли распознать, и что истинные либертарианцы не могут особо подчеркнуть, так это то, что восстановление прав частной собственности и экономическая свобода подразумевает резкий рост социальной дискриминации и устранение большинства, если не всех мультикультурно-эгалитарных экспериментов, столь близких сердцу левых либертарианцев. Другими словами, либертарианцы должны быть радикальными и бескомпромиссными консерваторами.
В отличие от левых либертарианцев, собравшихся вокруг таких учреждений, как, например, Институт Катона и Институт Юстиции, которые обращаются к центральному правительству за помощью в проведении различных политик недискриминации и призывают к недискриминационной или «свободной» иммиграционной политике, настоящие либертарианцы должны принять как внутренюю, так и внешнюю (иностранную) дискриминацию. Действительно, частная собственность означает дискриминацию. Я, а не вы, владею тем и тем. Я имею право исключить вас из моей собственности. Я могу наложить условия на ваше пользование моей собственностью и исключить вас из этого пользования. Более того, вы и я, владельцы частной собственности, можем защищать нашу собственность. Мы и другие можем, если мы оба посчитаем это полезным, наложить ограничения на общее пользование нашей собственностью.
Современное государство всеобщего благосостояния в значительной степени лишило владельцев частной собственности права на исключение, подразумеваемого в концепции частной собственности. Дискриминация вне закона. Работодатели не могут нанять того, кого хотят.
Арендодатели не могут сдавать в аренду, кому они хотят. Продавцы не могут продавать кому хотят; покупатели не могут покупать у того, у кого они хотят купить. И группам владельцев частной собственности не разрешается создавать какие-либо ограничительные условия, которые они считают взаимовыгодными. Таким образом, государство лишило людей большей части их личной и физической защиты. Не быть в состоянии исключить других означает не быть способным защитить себя. Результатом этого размывания прав частной собственности в демократическом государстве всеобщего благоденствия является вынужденная интеграция. Принудительная интеграция повсеместна. Американцы должны принимать иммигрантов, которых они не хотят. Учителя не могут избавиться от паршивых или плохо себя ведущих студентов, работодатели застряли вместе с плохими или деструктивными работниками, домовладельцы вынуждены жить с плохими арендаторами, банкам и страховым компаниям не разрешается избегать клиентов с высокими рисками, рестораны и бары должны принимать нежелательных клиентов, и частные клубы вынуждены принимать членов и выполнять действия, нарушающие их собственные правила и ограничения. Более того, в отношении общественности, то есть государственной собственности, принудительная интеграция приняла опасную форму отсутствия правил и запретов.