Будучи читателем, в данный момент вы несколько опережаете события.
Будучи читателем, вы уже знаете, что той весной Инез Виктор и Джек Ловетт покинули Гонолулу вдвоем. Вы знаете об этом потому, что я рассказала вам еще раньше. Не расскажи я, вы все равно знали бы об этом: вы бы догадались, ведь большинство читателей опережает повествователя; а может быть, вы об этом даже помните из статей, опубликованных в газетах, и телепередач того времени, когда операция, проводимая Джеком Ловеттом, распадалась на части.
Вы, возможно, видели даже киноклип, который я упомянула. С Инез Виктор, танцующей на „Крыше св. Реджиса“.
И тем не менее.
Я могла бы шаг за шагом проследить все четыре дня, которые Инез оставалось провести в Гонолулу, могла бы перейти из жилой комнаты дома на Маноа-роуд в столовую и рассказать вам в деталях, что произошло в тот первый вечер в Гонолулу, когда Инез, Билли Диллон, Дик Зиглер, Дуайт и Руфи Кристианы наконец уселись ужинать.
Я могла бы рассказать вам о Джеке Ловетте, без приглашения вошедшем в столовую через застекленные двери, отделявшие ее от плавательного бассейна.
Я могла бы описать вам Инез, поднявшую голову и внезапно его увидевшую.
„Чертовы фоторепортеры разбили лагерь на лужайке перед домом, — привела бы я слова Дуайта Кристиана. — Джек, ты знаком с Инез? Ты знаешь Дика, мужа Жанет? А присутствующего здесь Билли ты знаешь?“
„Пару лет назад мы вместе были в Джакарте, — говорил бы у меня Джек Ловетт Дуайту Кристиану, глядя при этом на Инез. — И Инез там была. Инез была в Джакарте вместе с Жанет“.
„Инез также была в Джакарте вместе со своим мужем, — сказал бы Билли Диллон нарочито приятным голосом. — И с двумя своими детьми“.
„Эти стервятники собрались на лужайке по той причине, что Жанет не вытянет“, — произнес бы Дуайт Кристиан.
„Перестаньте говорить, что Жанет „не вытянет“, — сказал бы Дик Зиглер. — Сидите здесь, уминаете курицу, запеченную в тесте, и беседуете о том, что Жанет „не вытянет““.
„Сменим предмет разговора, — отозвался бы Дуайт Кристиан. — Ради Дика. Пока я не доем свою курицу, запеченную в тесте. Джек, что ты скажешь, если я тебе сообщу, что „Кристиан корпорейшн“ увеличила стоимость полной реконструкции в заливе Камрань?“
„Я скажу, что „Кристиан Корпорейшн“ проводит там реконструкцию для Хо Ши Мина. — Джек Ловетт продолжал смотреть только на Инез. — Как поживаете?“
Инез ничего не ответила; взгляд ее был направлен на Джека Ловетта.
„Не хотите ли куда-нибудь сходить?“ — спросил Джек Ловетт; голос его был низким и чрезвычайно спокойным.
За столом наступила тишина.
Инез взяла вилку, но немедленно положила ее на стол.
„Милли еще не приносила десерт“, — слабым голосом сказала Руфи Кристиан.
„Инез“, — сказал Билли Диллон.
Джек Ловетт оторвал взгляд от Инез и посмотрел на Билли Диллона.
„Вот что, — сказал он тем же низким и спокойным голосом. — Мне некогда здесь в игрушки играть“.
Такие вот дела.
Я совершенно точно могла бы обо всем рассказать.
Я знаю все условия договора и то, как их соблюдать, как разрисовать уже натянутый мною холст; я знаю, что сказал он и что сказала она, а кроме того, знаю — поскольку сердцевиной повествования служит определенный высчитанный эллипс, молчаливый уговор между писателем и читателем о том, что один удивляет, а другой удивляется, — как не рассказать вам о том, чего вы пока что не хотите знать. Я уважаю ту роль, которую играют детали в подобных повествованиях: не просто курица, запеченная в тесте, и равным образом не просто погода (мне нравится писать о погоде, но это легко), не просто то, как на следующее утро облака сгустились над Кулау-Рэйндж или как потрескивали пальмы за домом Жанет в сумерках (любой может написать о пальмах в сумерках), когда Инез пошла взять платье, в котором должны были хоронить Жанет.