— Все, что вы тут сейчас наговорили, сплошная чушь — прошу прощения за вульгарное слово. Когда я стану графиней, я непременно займусь своим языком. Но. если сказать по правде, генерал Вашингтон был обыкновенным фермером с очень грубыми чертами, тощий и неуклюжий, очень необразованный и очень скучный — к тому же дурного нрава, ругался самыми скверными словами, а после обеда всегда бывал под хмельком.
— Не может быть, мисс Сорви! — воскликнул пораженный Данбег.
— Представьте — может! Уж я-то все знаю о генерале Вашингтоне. Мой дедушка был с ним накоротке и часто неделями живал в Маунт-Верноне. Не верьте тому, что вы читаете в книгах, и уж ни слову из того, что нарасскажет вам мистер Каррингтон. Он — виргинец, и у него в запасе тьма замечательных историй, только ни в одной из них нет и грана правды. Мы все патриоты, когда дело касается Вашингтона, и нам приятнее скрывать его недостатки. Не будь я уверена, что вы не станете распространяться об этом, я бы вам не сказала ни слова. Так вот, на самом деле Джордж Вашингтон еще мальчишкой отличался таким бешеным нравом, что с ним никто не мог совладать. Как-то в припадке ярости он срубил все фруктовые деревья, которые посадил его отец, а другой раз, когда отец собрался его высечь, пригрозил раскроить родителю голову топором. А уж как натерпелась от него в старости жена! Я не раз слыхала от дедушки о том, что генерал у него на глазах терзал и честил ее, бедняжку, пока она вся в слезах не уходила из комнаты. А однажды в Маунт-Верноне дед собственными глазами видел, как Вашингтон — он был тогда уже совсем старик — набросился на безобидного посетителя и гнался за ним до самых ворот, норовя ударить по голове своей толстенной суковатой палкой, и все из-за того, что бедняга оказался заикой, а генерал терпеть не мог, когда кто-нибудь з-з-заикался.
Каррингтон и Гор покатывались со смеху, слушая это описание Отца американской нации, а Виктория продолжала стрекотать, просвещая лорда Данбега по части других предметов, о которых сообщала столь же фантастические подробности, пока бедный лорд окончательно не убедился, что судьба столкнула его с самой эксцентричной особой на свете. Они уже прибыли в Маунт-Вернон, а мисс Сорви все не унималась, описывая американское общество и его нравы, в особенности те правила, согласно которым каждый молодой человек был обязан вступить в законный брак. Если верить ее рассказам, во всех штатах южнее Потомака лорд Данбег постоянно подвергался опасности: по местным обычаям, от всех холостых джентльменов, а особенно иностранцев, ожидалось, что они будут предлагать руку и сердце по крайней мере одной юной леди в каждом городе.
— Не далее как вчера, — сообщала Виктория, — я получила письмо от подруги из Северной Каролины, очень миленькой. Она пишет, что не знает, как ей быть: ее братья отправились с заряженными ружьями к заезжему англичанину, и она боится, как бы бедняга не отдал богу душу, уж лучше бы она ему отказала!
Тем временем на противоположной стороне, куда не достигали взрывы смеха, раскатывавшиеся вокруг мисс Сорви, Маделина вела степенную, серьезную беседу с лордом Скаем и сенатором Рэтклифом. Лорд Скай, который, как и его соотечественник, был опьянен лучезарным утром, не переставал восхищаться величественной рекой и попрекать американцев в небрежении красотами собственной страны.
— Вы, американцы, — заявил он, — смотрите на мир глазами, словно лишенными век. Вам требуется ослепительный блеск и торные дороги. А если тень, то такой густоты, чтобы ее можно было резать ножом. Красоту, смягченную виргинской зимой, вы уже не воспринимаете.
Миссис Ли решительно отвергла подобное обвинение. Просто, возразила она, в отличие от Европы Америка не истаскала до дыр своих чувств. У нее еще все впереди, она ждет своих Бёрнсов и Вальтеров Скоттов, своих Вордсвортов и Байронов, своих Хогартов и Тёрнеров.
— Вы хотите персиков весною, — сказала она. — Дайте нам десять веков с жарким солнечным летом, а потом уже, если угодно, жалуйтесь, что наши персики не так сочны, как ваши. За такой срок, возможно, смягчатся даже наши голоса, — добавила она, многозначительно взглянув на лорда Ская.
— Где нам спорить с миссис Ли, — обратился тот к Рэтклифу, — она кончает как адвокат и тут же начинает как свидетель. Даже речи из уст прославленной герцогини Девонширской[22] не были и вполовину так убедительны, как произнесенные голосом миссис Ли.
22
Джоджиана Кавендиш, герцогиня Девонширская (1757–1806), приобрела известность выступлениями в поддержку кандидатуры Генри Фокса на парламентских выборах в 1784 г.