Может быть, из-за того, что ничто в этой ситуации не побуждает сохранять основополагающее свойство повествования, состоящее в том, что прошлое становится прологом к настоящему, проблема выбора в этом случае остается открытой.
Все может случиться.
Как вы, возможно, знаете, а может, и не знаете, у Билли Диллона — новый кандидат, конгрессмен, работавший раньше в НАСА[148], уверенный, что возраст и подготовка позволят ему оказаться по нужную сторону, как он выражается, «планки»; иногда, когда Билли Диллон приезжает в Калифорнию для сбора средств, я с ним ужинаю. В некотором смысле я заменила для Билли Диллона Инез в качестве женщины, на которой, как ему кажется, он хотел бы жениться. Опять-таки, как вы знаете или, возможно, не знаете. Гарри Виктор находится сейчас в Брюсселе в качестве специального посланника при «Общем рынке». У Эдлая и Джесси все в порядке: Эдлай в Сан-Франциско, служит в федеральном бюро девятого округа; Джесси — в Мехико-Сити, где она, как это ни странно, пишет роман и живет с «резервистом» «Ньюсуик», который набирает очки в разных «горячих» столицах мира, чтобы вернуться в Нью-Йорк и попасть в штат редакции. Когда и если ему это удастся, думаю, Джесси не останется с ним, поскольку она питает слабость к «горячим столицам». «Представьте мою мать танцующей…» — так, я надеялась, будет начинаться роман Джесси, однако, судя по последнему письму, которое я от нее получила, сейчас она пишет исторический роман о Максимилиане и Карлоте.
Инез, разумеется, все еще в Куала-Лумпуре.
Раз в неделю она пишет Джесси, несколько реже — Эдлаю и совсем теперь уж редко — Гарри. Иногда она присылает открытку Билли Диллону, а мне — странные вырезки. Один вечер в неделю она читает лекции по американской литературе в Малайзийском университете, а после этого ужинает в «Лэйк-клубе», однако большинство ее вечеров, так же как и дней, проходит в административных заботах теперь уже в дюжине лагерей беженцев вокруг Куала-Лумпура.
Год назад, когда я была в Лондоне, «Гардиан» поместила статью о беженцах в Юго-Восточной Азии, в которой цитировала Инез.
Она сказала, что, хотя все еще считает себя американской национальности (странный оборот речи, но написано было именно так), она останется в Куала-Лумпуре до тех пор, пока оттуда не отправят последнего беженца.
Поскольку последнего беженца, похоже, не вывезут из Куала-Лумпура ни при моей жизни, ни при жизни Инез, я могла заключить, что она намерена оставаться там и дальше, но я уже привыкла к сюрпризам. Когда я читала в Лондоне «Гардиан», я внезапно отчетливо представила себе Инез и офис в лагере, и на меня нахлынули чувства, которые испытываешь, когда летишь в эту часть света, где яркая зелень, и прозрачная голубизна, и мели на месте бывших островов, но с тех пор я туда не возвращалась.
Идеология и история в зеркале романа
Во второй половине 80-х годов наши взгляды на Соединенные Штаты Америки быстро меняются. Суждения становятся более взвешенными, терпимыми, даже комплиментарными. Следуя в очередной раз выдвигаемому тезису «учиться у Запада», все громче говорят о желательности заимствования не только передовой технологии, но и соответствующих принципов трудовой этики, о возрождении таких регуляторов и форм хозяйственной деятельности, как насыщенный реальным содержанием банковский кредит, союзы потребителей, акционерные товарищества.
Намного медленнее и с гораздо меньшим энтузиазмом со стороны ответственных лиц воспринимаются некоторые краеугольные положения американского общественно-политического устройства. Уже не первый год, например, дебатируется вопрос об обособлении трех источников власти — законодательной, исполнительной и судебной — с особым акцентом на непременных гарантиях подлинной независимости судопроизводства. С другой стороны, достаточно быстро прививаются к нашей практике определенные навыки зондирования общественного мнения, соперничества кандидатов и предвыборной агитации, навыки разномыслия в рамках социалистического плюрализма.