Демократизация Африки южнее Сахары также началась с показателя среднего уровня развития демократии ниже показателей Латинской Америки или Азии, да и сам процесс начался позже. Но с 1990 по 1994 г. многие страны этого региона значительно продвинулись к демократии. После 1994 г. отмечались менее существенные изменения. Нужно заметить, что период быстрых изменений в Африке последовал сразу после периода быстрых изменений в Советском блоке. Возникает вопрос: это простое совпадение, или в ход вступили какие-то транснациональные процессы?
И наконец, Ближний Восток и Северная Африка. В начале указанного периода страны этого региона были приблизительно на таком же уровне развития демократии, что и страны Африки южнее Сахары, однако по его завершении оказались на существенно более низком уровне развития демократии. Из всех основных геокультурных регионов мира, представленных на рис. 5.1, Ближний Восток и Северная Африка в наименьшей степени оказались затронуты волной демократизации. И это также вызывает интересные вопросы.
Но главная проблема, связанная с этими кривыми, – комбинация глобального тренда демократизации, значительное разнообразие по времени и даже локализация демократических изменений. Есть ли какая-то общая причина или причины в основе глобального тренда? Существует ли процесс взаимовлияния, когда более ранние случаи демократизации делают последующие изменения более вероятными? Из последующих глав книги станет ясно, что ответы на эти вопросы далеко неочевидны, и, вероятно, они будут оставаться предметом споров исследователей еще долго. Также неочевидно, что одни и те же ответы применимы в равной мере ко всем регионам и элементам общего тренда.
Другие способы организации данных вызывают все новые вопросы. Один из наиболее признанных способов обобщения различий стран по части демократии связан с утверждением, что она в наибольшей мере присуща богатым странам. На графике (рис. 5.2) страны мира разделены на четыре группы по показателю валового национального дохода (ВНД) на душу населения. Мы обнаруживаем, что уровни развития демократии и наблюдаемые тренды значительно изменяются в зависимости от уровня богатства: наиболее богатые страны вошли в 1970‑е годы в группу наиболее демократических стран, беднейшие страны – в группу наименее демократических стран, а страны между этими крайними позициями по уровню ВНД на душу населения также оказались между крайними позициями по уровню развития демократии. Еще мы обнаруживаем, что демократизация происходила при любом уровне ВНД на душу населения, хотя для группы стран с «низким доходом» демократизация началась с задержкой.
География указывает не только на различия в уровне богатства, но и на различия в культурных традициях. Многие исследователи утверждают, что определенные культурные особенности благоприятны для демократической политики, а другие – нет (см., напр.:[180]). Можно очень широко определить культурное родство, классифицируя страны по исторически преобладавшим в них религиозным традициям, объединенным в несколько больших групп. Разумеется, это слишком грубый подход, не позволяющий провести тонкий анализ богатства и разнообразия культур, но тем не менее он позволит сформулировать некоторые важные вопросы.
Рис. 5.2. Средний уровень развития демократии по уровню валового национального дохода на душу населения в 1972–2004 гг.
Источники: Всемирный банк (2007 г.) и проект Polity IV (2007 г.).
Что бросается в глаза при изучении графика на рис. 5.3, так это то, что в начале 1970‑х годов страны, где исторически преобладал протестантизм, с очень высокой вероятностью получали высокие оценки уровня развития демократии (нужно помнить, что некоторые страны с высоким уровнем развития демократии, такие как Япония, Индия (большую часть рассматриваемого периода) и Израиль находятся в группе «Другие»). График также показывает, что в последующие десятилетия демократизация охватила страны с другими христианскими традициями, зато мусульманские страны демонстрировали малую вероятность демократизации.