— И нам же те пироги обещают.
— Я верю, что они добра хотят.
— Хотеть мало, надо дело делать, а они друг другу ножки подставляют. Слыхал, что тот, тощий, говорил? Всякие там канцелярии ни черта не стоят, что чиновники по ним мотаются, как иголки без ниток, колют, колют, а шитья не видать… А как насмехался, что они, значит, «zřízenci» и «ouřadové», слуги и чиновники то есть… А картошку так и не прислали еще.
— Жди, жди. Они той картошки, надо думать, и не сажали еще.
— А который духовный, болтал, погань, будто мы хуже скотины… И лохматый трепал языком, будто, если б наш министр стал тонуть в дерьме, он ему не то что руки не подал бы, а окунул бы поглубже[35].
— Да, у энтих рот — что задница.
— А сами держат слово, как собака хвост.
— Их правда — как вода в решете.
— Золотом напишут, дерьмом припечатают.
— Пойдем выпьем лучше.
— И то правда.
По корчмам пересказывали, как в стране строят без кирпичей, песка и извести, корчуют без пней, пил и топоров, набивают животы без пищи, одевают без одежды, обувают без кожи, трубят без труб, играют без скрипок и подкалывают друг друга без шила, — короче, обували простофиль в чертовы лапти.
Послали нести слово партии и комиссара Ландика.
— Я прошу вас дать мне конкретные указания, — обратился он к генеральному секретарю Соломке. — Не хотелось бы обманывать народ.
— Начиная с Адама, свет держится на лжи, но мы не опираемся на ложь, — надулся генерал от секретарства, — и вам как основу нашей политики мы вверяем «демократическое сотрудничество, консолидацию отношений, политический позитивизм, коллективную волю всех политических слагаемых, а также последовательное решение всех хозяйственных, общественных и этических вопросов».
— Об этом я читал, — не слишком внимательно выслушав «платформу», вернулся к своему Ландик, — но это слишком общо, я хотел бы что-нибудь поконкретнее. В чем испытывает нужду крестьянство, что мы можем ему обещать, что действительно можем выполнить.
— Я даю лишь общие наметки. Подробности о нуждах жителей вы всегда узнаете от старосты. Спросите у него.
Ландик почувствовал, что генерал ни во что его не ставит и поэтому так высокомерен: тридцать шестой кандидат не может всколыхнуть массы. И Ландик обратился к «дорогому дядюшке».
— Как искушенного политика, прошу вас, дорогой дядюшка, объясните, что мне говорить избирателям?
Смиренный тон просьбы и «искушенный политик» заставили Петровича смягчиться. Он забыл о своем намерении обходиться с Ланднком сухо и долго, самозабвенно распространялся:
— Отправляйся в новоградский избирательный округ, тебя там знают. Как бывший окружной комиссар, служивший в тех краях, ты определенно будешь пользоваться влиянием. Твое место, как мне сообщил пан председатель, будет восьмым или девятым. Впереди тебя, правда, радикал-патриот, но человек он немолодой, почти развалина, так что не теряй надежды. Бодрись! Как знать, мы с тобой станем коллегами еще и в парламенте! У меня, конечно, дел выше головы, но я тебе помогу. Новы Град — на расстоянии выстрела от Старого Места. Как-нибудь заскочу и поддержу тебя.
У Ландика мороз прошел по коже. Страх охватил его: в Старом Месте его так хорошо знают. И ни во что не ставят из-за Анички… Но он хоть увидит ее, поговорит… И Аничка засияла перед ним вечерней звездой. Она замерцала на небе, он увидел ее блеск, и политика убралась в темную подворотню, растворилась во мраке. Перед чудесной сияющей уверенностью поблекла сумрачная неопределенность, страх сменился радостью. Он не верил тому, что говорил дядюшка о перспективах для него, но верил в свои мечты.
— Не вдавайся ни в какие теории, — поучал Петрович, — можешь поговорить разве что о вере в бога. Господь бог в деревнях еще ходкий товар. Особенно он пользуется кредитом у стариков и женщин. На работу в поте лица сильно не напирай. Это непопулярно. Работа — не идеал. Было б распрекрасно, если б платили за безделье. С этим ты, разумеется, тоже особенно не вылезай. Свои выступления старайся строить таким образом, чтобы там, где работы нет, обещать большое государственное пособие безработным, а где работы хватает, говорить, что мы выступаем за сокращение рабочего дня и за высокую заработную плату.
«Но это же не наша программа», — вдруг сообразил Ландик, мысли которого вернулись из Старого Места к дядюшке.
— В данный момент наша программа — получить побольше голосов. Берем из каждой программы то, что особенно нравится народу. От католиков — папу, от протестантов — Лютера, от патриотов-радикалов — национализм, от капиталистов — священное право собственности, от социалистов — национализацию и обобществление имущества; мы превозносим технику и одновременно разбиваем машины, от которых один вред, преклоняемся перед демократией, когда одна партия добивается победы, чтобы командовать остальными. Мы — та серединка, та река с золотым дном, которая несет свои воды между враждующими берегами, подмывая то правый, то левый.