— К чему вы это говорите? — Ландику захотелось выяснить причину поведения курьера.
— Да так, — огрызнулся Матько и ушел, прихрамывая и тряся головой.
Паркет скрипел под его правой ногой. Осторожно закрывая обитую красным сукном дверь, Матько пренебрежительно взглянул на комиссара.
«Превосходно, — разозлился Ландик, — курьер будет читать мне нотации… И все из-за этой злополучной Ганы… Подумаешь, какие господа!.. Будь она княгиней, и курьер бы меньше замечал, но раз она кухарка, а я комиссар политического управления — весь город взбудоражен»…
Ландик схватил верхнюю папку и начал просматривать ее. Сначала дела лежали с правой стороны стола. Ландик брал одно за другим, перелистывал и откладывал налево. Таким образом, первое становилось последним, а последнее — первым, но не надолго, потому что через минуту те же дела совершали путешествие вправо. Сегодня это длилось дольше обыкновенного, потому что Ландик часто задумывался, глядя перед собой. Ему хотелось понять, отчего Матько так выразился об уважении, почему он утром не поздоровался. И Ландик снова пришел к выводу, что это наверняка из-за Ганы: прогулками с ней он осквернил свое «панство» даже в глазах курьера.
Настроение у него окончательно испортилось, когда он увидел, что бумаг много и среди них почти нет таких, которые можно переадресовать в другие учреждения или просто зарегистрировать, назначить дополнительные сроки и потребовать разъяснений — словом, отделаться от них. В большинстве своем дела были серьезные, на них надо ответить по существу, а ему сегодня не хотелось заглядывать в кодексы, искать соответствующие статьи закона и вообще работать.
Дела уже снова лежали справа, и Ландик начал раскладывать их по группам — «сейчас», «срочно», «сегодня», «зарегистрировать», «можно подождать», — когда опять вошел Матько, принес молоко и булку с маслом, завернутую в бумагу.
Отодвинув локтями толстые своды законов, он положил все это на этажерку и, повернув к Ландику широкое, рассеченное шрамом лицо, кивнул в сторону молока, что должно было означать: «Пожалуйста». Потом, ткнув пальцем в сторону двери, сказал:
— Старик вызывает вас к себе в одиннадцать.
«Старик» означало «шеф управления Бригантик». Ландик удивленно поднял брови.
— В чем дело?
Матько ухмыльнулся и пожал плечами, втянув голову, что означало «не знаю».
— Хорошо, я приду.
Было еще только половина одиннадцатого. Ландик залпом выпил молоко и принялся за булку с маслом, листая какое-то пухлое дело и не соображая, что читает. Он уже в третий раз просматривал сообщение какого-то нотара{31}, но, дойдя до середины, понял, что так и не знает, о чем читал. Ландик принялся читать сначала. Он был обеспокоен, в голове возникали вопросы, сменявшие один другой: «Чего старику нужно? Зачем он меня вызывает? Ничего хорошего это не предвещает… Возможно, опять из-за Ганы… Ох, злополучная Гана! Все перепугались, как зайцы, и я больше всех… Который час? Только что смотрел и не помню… Скоро одиннадцать…»
Ландик отложил начатое дело, снял люстриновый пиджак и надел тот, в котором пришел на службу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Пан окружной начальник
Ярослав Бригантик, советник политического управления и окружной начальник староместского округа с резиденцией в Старом Месте, был, что называется, чиновником «исключительно высокой квалификации». Впрочем, бог его знает. На вопрос: «Что он за чиновник?» — ответ компетентных деятелей всегда зависел от того, кому был задан вопрос. Если вы спрашивали в вышестоящей инстанции, вам отвечали:
— Во-первых, вас никто не уполномочивал спрашивать об этом, а во-вторых, это — служебная тайна.
Это означало, что задавать подобные вопросы вы не имеете права, а если бы даже имели, то вам все равно ничего не скажут, так как это служебная тайна. Ведь в учреждениях считается служебной тайной все — даже спустя две недели после того, как было во всех газетах.
Но если вы, положим, обратитесь с вашим вопросом к секретарю лидовой партии, он наверняка подымется с кресла и, энергично жестикулируя, охотно сообщит:
— Весьма хороший, старательный, пунктуальный чиновник. Округ держит в кулаке. Наш человек.
Спросите секретаря людовой партии, и он с удовлетворением подтвердит:
— Мы им вполне довольны. Не забывает Бога, верен римско-католической церкви, ходит в костел, читает «Словака»…{32} Если б все чиновники были такими, хорошо бы жилось в Словакии.