— Пардон!
И вдруг заметил егерскую желтую шляпку, сдвинутую набок. На шляпке перо сойки. Узнал и знакомую черную шубку. «Пани Эстера! — обрадовался он и сразу же с грустью отметил: — Все та же шляпка!»
— Сударыня! — прокричал он ей вслед и остановился, решив немного проводить ее и по крайней мере спросить, как она себя чувствует, как ей живется, он давно собирался повидать ее, навестить. Но что поделаешь — масса дел!
Дама рассеянно обернулась — кто это окликнул ее — и узнала своего благодетеля. Петрович подбежал к ней и взял ее руку в свои. По улыбке он заключил, что эта встреча приятна и ей.
— Куда вы так спешите? — начал он, шагая рядом с ней.
— Я живу здесь на Влчковой.
— Разрешите вас проводить? — спросил он.
— Надо подняться в гору, потом по лестнице, на третий этаж, в мансарду. Тяжеловато. — Она смерила его взглядом с головы до ног.
— Веет такой ароматный ветерок, — он подхватит меня и понесет.
По улице Кузмани они поднялись почти на самую горку.
— Бот я и дома. — Она остановилась перед заржавелой железной калиткой; деревянные, истертые, полусгнившие ступеньки вели наверх, меж деревьев и кустарников.
— Вы меня дальше не пустите?..
Пани Эстера ответила не сразу. Мысленно она оглядела комнатку и кухоньку, — в каком виде остались они утром? Все ли там в порядке? Убогость лестницы и теснота жилья смущала пани Эстеру, она предпочла бы, чтобы депутат убрался, сошел вниз по улице. Петрович держал ее за руку и ждал ответа. Глаза его светились грустью и преданностью, как у собаки, ожидающей, чтоб ее погладили, и готовой положить свою голову на колени хозяина.
— Я высоко живу, — отговаривала пани Эстера.
«Отказ», — сознался он себе и попытался скрыть разочарование под веселой маской.
— Это мы уже слышали. «Звездочка высоко, — негромко пропел он, — еще выше небо». Вы не впустите меня туда? Сейчас мне полагалось бы сказать «до свидания!»… Очень жаль: дойти до порога и повернуть обратно.
Он притворился расстроенным и опустил голову.
— Хорошенькое небо! — засмеялась она. — Вам и после смерти не захотелось бы попасть на такое.
— Зато при жизни…
Он чуть не сказал, что небеса создаются ангелами вроде нее, но вовремя проглотил эту банальность.
«Почему она упрямится? — недоумевал он. — Что тут особенного? — И тут же снова одернул себя: — Ну да! Ничего особенного… Такой моя жена была лет двадцать назад, — сравнил он, — мне это знакомо».
— Нет так нет, — он поцеловал ее руку. — Пригласите меня в другой раз. «Как добивается своего Дубец? Ему открыты все костелы, где молятся девушки, а я спотыкаюсь о нижние ступеньки… Впрочем, танцовщицы — доступны, крестьянские девушки — тоже… Попробовал бы он сюда войти!.. Кажется, крепкий орешек…»
— А знаете, сударыня, я имею официальное право осмотреть ваше хозяйство. Если я воспользуюсь им?
Это было сказано в шутку, он хотел лишь подзадорить ее. Эстера поняла, что он намекает на пособие, которое выхлопотал для ее сына. Член комитета, ныне депутат, хочет видеть, действительно ли она так бедна, как писала в прошении? Не живет ли она в роскоши и изобилии? Может быть, он заглянет в шкаф? Говорит как будто не всерьез, но бог знает, что у него на уме.
— Если официально — прошу вас, пан депутат. Посмотрите, в каких условиях я живу, — сдалась она. — Это совсем другое дело.
— Всегда нужно изобрести приличный предлог, — заглаживал он свою бестактность, как охарактеризовал про себя свой поступок, — юридическое оправдание для визита… Вы, надеюсь, не думаете, что я иду к вам официально?
— Только так, теперь уже только официально, — перебила она его, засмеявшись. «Прекрасно понимаю, что вы идете не официально, — звенел ее смех, — но я буду держаться с вами как с официальным лицом».
На обоих повеяло холодком. Они молча стали подниматься. Наверху пани Эстера открыла дверь и предложила пройти ему вперед как гостю. Но Петрович отказался. Он плохо ориентируется в этой лазурной вышине и еще, чего доброго, заблудится.
Пани Эстера громко рассмеялась — верно, жилище ее высоко, как у птицы на ветке, правда, в гнезде трудно заблудиться. Но она тут же ужаснулась: забредет еще в кухню, а там не убрано после завтрака! — и вошла первая.
Они проследовали по узкому коридорчику, заменявшему переднюю. Свет проникал сюда из кухни, дверь в которую была приотворена. На стене — вешалка с платьями, фартуками, свитером и плащом; маленький холодильник загораживал проход, невозможно пройти двоим рядом, не зацепившись или не свалив что-нибудь. Петрович мимоходом заглянул в кухоньку и удивился про себя, как на таком крошечном пространстве можно стряпать. Слишком подвижная кухарка разбила бы себе локти. У них дома одна плита больше этой кухни.