Выбрать главу

Согласно Демокриту, по природе все люди равны. Его ближайший последователь софист Антифонт говорил: «От природы мы все и во всем устроены одинаково — и варвары и эллины... все мы дышим воздухом через рот и нос и едим при помощи рук» (цит. по: 45, 63). Абдеритянин, сосед фракийцев, Демокрит не мог не понимать, что рабами становились свободные прежде люди, да и сами греки часто попадали в рабство. Поэтому Демокрит говорил: «Те, которым доставляют удовольствие несчастья ближних, не понимают, что перемены судьбы могут коснуться всех...» (13, 678). Выраженное в его знаменитом изречении (о предпочтении бедности в демократическом государстве) презрение к политическому рабству могло вполне относиться ко всякому рабству вообще. В псевдогиппократовском романе в письмах Демокриту приписывались такие слова: «И ему (т. е. человеку) не стыдно называть себя счастливым, тогда как он копает глубины земли руками закованных в цепи людей, из коих одни погибают под обвалами пластов слишком рыхлой земли и другие, подчиненные в течение многих лет этой необходимости, пребывают в этом месте наказания как в своей родине» (15, 354). Легенда говорит о том, что Демокрит выкупил из рабства Диагора Мелийского и сделал его философом (см. 13, XXVI). Наконец, еще один источник косвенно говорит об отношении Демокрита к рабству. Евстафий в комментарии к Одиссее сообщает: «Этот благородный раб Евмей вызвал у древних такое уважение, что они предпринимали изыскания об его матери. Демокрит называл ее Пенией...» (там же, 819).

Уже с V в. в Греции раздаются голоса против рабства. Софисты, сократики, Еврипид, а дальше, начиная с IV в., почти все виднейшие философы выступают против рабства (см. 43, 73). Учение Демокрита открывало путь для прогрессивных законодательных нововведений и общественных перемен. Ибо, как он говорил, закон «не должен людям мешать жить» (13, 570).

Демокрит высоко ценил дружбу и оставил ряд изречений о дружбе истинной и ложной (см. там же, 658—672). Он нисколько не отрицал, как часто считают, семью и любовь. Действительно, Демокрит советовал мудрецу лучше не иметь собственных детей, так как они могли бы оказаться неудачными и отвлечь от научных занятий. Но он писал о родительской и сыновней любви, которая свойственна людям (см. там же, 562). И хотя, как истинный житель восточного города, он не очень высоко ставил женщину, в одном из изречений он впервые противопоставил любовь (любимую) простому эросу (см там же, 707 и 74, 491).

Демокрит, мы знаем, много путешествовал. Ему приписывают крылатую фразу: «Для мудреца открыта вся земля, ибо весь мир — родина для высокого духа» (13, 730). Некоторые на основании этого высказывания называют Демокрита «космополитом». Демокрит же был «Патриотом» своего родного города, такое ему дали прозвище, и он подтвердил его всей своей жизнью. Но он шагнул за узкие рамки полиса, ему интересен мир, наука, нравы и люди других стран, а мудрость, по его мнению, позволяет человеку везде чувствовать себя свободно.

Многие высказывания Демокрита звучат для нас как устаревшие или неприемлемые. Но в целом его взгляды глубоко впечатляют. Из глубины веков «идолы» из сокровищницы его мыслей несут нам образ старого, мудрого Демокрита, который, хотя и посмеивался над глупостью людей, но любил и уважал их. И может быть, и он уже мечтал о том, о чем говорит Максим Горький: «Научатся ли когда-нибудь люди, если уже не понимать, то хоть молча уважать друг друга? Поймут ли они когда-нибудь, что кроме человечества в мире нет ничего интересного и что только человек — мера вещей и творец жизни?»

Глава VII. Судьба философского наследия Демокрита

изнь Демокрита в веках — это постоянная борьба лагерей в философии, столкновение научных взглядов, партий и классов. «Могла ли устареть за две тысячи лет развития философии борьба идеализма и материализма? Тенденций или линий Платона и Демокрита в философии? Борьба религии и науки? Отрицания объективной истины и признания ее? Борьба сторонников сверхчувственного знания с противниками его?» (3, 18, 131). Произведения Демокрита — энциклопедический по своему охвату свод знаний, изложенных языком не менее прекрасным, чем язык Платона. Они оказали огромное влияние на современников и еще больше — на следующие поколения философов. «Что сказать о Демокрите? Кого мы можем поставить рядом с ним не только по величию ума, но и по величию духа?» — восклицает Цицерон (13, 826).

Однако еще в IV в. Платон, пользуясь сочинениями Демокрита не только в целях полемики, но и для заимствования некоторых идей, принял тактику полного умолчания его имени и трудов и даже, по свидетельству Аристоксена, пытался их сжечь (см. там же, LXXX). Некоторые современные буржуазные ученые пытаются это опровергнуть. Например, Дж. Боллак в статье 1967 г. пишет, что Платон «восхищался» Демокритом, а рассказ Аристоксена — анекдот. Опровергая это мнение, голландский ученый Ферверда показал детально, что учение Платона глубоко противоречило взглядам Демокрита. Но и он постарался смягчить истину показав, что между ними было и много сходства. Поэтому сжечь книги, по его мнению, Платон хотел потому, что его концепция государства потерпела поражение в реальной жизни. Платон не хотел «дать народу открыть свой главный недостаток по сравнению с самым влиятельным философом его времени» (71, 377) Всеобъемлющий систематизатор древнегреческой науки и философии Аристотель иначе относился к абдерскому философу. Он и его лучшие комментаторы высоко ставят Демокрита как ученого, заимствуют из его учения, а иногда правильно вскрывают его слабые стороны. «Он (Аристотель. — Б. В.) показывает,— говорит Филопон, — что доводы Демокрита далеко превосходят в убедительности доводы Платона: доводы Платона — явная нелепость, найти же ошибку в доводах Демокрита весьма трудно» (13, 101). Однако Аристотель, как мы видели, постоянно полемизирует с Демокритом, не понимая его детерминизма и не принимая атомизма. В эпоху растущего кризиса рабовладельческого общества, когда влияние Платона к Аристотеля было почти монопольным, сочинения Демокрита и других «досократиков» становились все большей редкостью. Отдельные сочинения Демокрита были еще в руках у Плутарха (I в. н. э.), у Секста Эмпирика (ок. 200 г. н. э.).